Дурная кровь - Роберт Гэлбрейт

Страйк в очередной раз поднял глаза на дом, не увидел никаких изменений и перелистал книгу до конца – до итогового взрыва домыслов, предположений и полусырых гипотез. С одной стороны, Оукден давал понять, что Марго сама навлекла на себя трагедию, что судьба покарала ее за излишнюю чувственность и смелость, за корсет и заячьи уши, за дерзкую попытку преодолеть классовые рамки. С другой стороны, создавалось впечатление, что она прожила свою жизнь в окружении потенциальных убийц. Ни один из связанных с Марго мужчин не избежал подозрений со стороны Оукдена, будь то «обаятельный, но невезучий Стиви Даутвейт, он же Джекс», «деспотичный гематолог Рой Фиппс», «злопамятный насильник Джулз Бейлисс», «вспыльчивый ловелас Пол Сетчуэлл» или «скандально известный секс-монстр Деннис Крид».

Страйк захлопнул было книжку, но заметил в середине обреза темную полоску и, раскрыв фотовклейку, стал ее изучать.

Кроме примелькавшихся фотопортретов и снимка Марго и Уны в костюмах плейбоевских заек – соблазнительно пухленькая, широко улыбающаяся Уна и изящная, как статуэтка, Марго с облаком светлых волос, – он отметил для себя еще три фотографии. Все они были скверного качества, и Марго не отводилось на них центральной роли.

Подпись под первой гласила: «Автор со своей матерью и Марго». Дороти, с квадратным подбородком, стального цвета сединой и в очках-крыльях, стояла лицом к камере, обнимая за плечи кривляющегося веснушчатого мальчугана, стриженного под пажа. Страйку он напомнил Люка, самого старшего из его племянников. Позади Оукденов тянулся полосатый газон, а в отдалении стояло массивное здание с большим количеством треугольных щипцов на фасаде. Казалось, из газона рядом с домом что-то выпирает: и, всмотревшись повнимательнее, Страйк решил, что это основания стен или колонн; может, Фиппс затеял строительство летнего домика. Позади Дороти и Карла, не зная, что ее фотографируют, шагала босая Марго Бамборо в футболке и джинсовых шортах; она несла тарелку и улыбалась кому-то, не попавшему в кадр. Страйк заключил, что эта фотография сделана во время организованного ею барбекю. Дом Фиппсов оказался роскошнее, чем представлял себе Страйк.

Снова проверив, стоит ли машина БЖ на прежнем месте, Страйк обратился к последним двум фотографиям; обе они были сняты на рождественской вечеринке в амбулатории «Сент-Джонс».

Стойка регистратуры была задрапирована блестящей тканью, а из приемной убрали все стулья и составили по углам. На обоих снимках Страйк поискал Марго. На первом фото она, с малюткой Анной на руках, разговаривала с чернокожей женщиной – очевидно, с Вильмой Бейлисс. В углу виднелась худенькая особа с круглыми глазами и уложенными темно-русыми волосами – вероятно, подумал Страйк, молодая Дженис.

На второй фотографии все головы отвернулись от объектива или были отчасти затемнены, кроме одной. Сухопарый, неулыбчивый пожилой мужчина в костюме с гладко зачесанными назад волосами был, видимо, единственным, кому дали знать, что сейчас будут фотографировать. Из-за вспышки глаза получились красными. Фото называлось «Марго и доктор Джозеф Бреннер», хотя от Марго виднелся только затылок.

В углу этого снимка стояли трое мужчин, которые, судя по пальто и пиджакам, только что пришли. Их темная одежда слилась в сплошное черное пятно справа. Все они стояли спиной к объективу, но у самого крупного из них, чье лицо было слегка повернуто влево, виднелись одна длинная черная бакенбарда, крупное ухо, кончик мясистого носа и глаз, смотрящий куда-то вниз. Щеку почесывала левая рука, на которой сверкал броский золотой перстень в форме львиной головы.

Страйк рассматривал этот снимок, пока шум на улице не заставил его поднять глаза. БЖ только что вышел из дому. На коврике у двери стояла пухленькая блондинка в теплых домашних тапках. Она подняла голову и нежно погладила БЖ по темени, как ласкают ребенка или собаку. Улыбаясь, БЖ распрощался с ней и направился к своему «мерседесу».

Страйк отбросил книжку на пассажирское сиденье. Дождавшись, чтобы БЖ вырулил на дорогу, он отправился следом.

Минут через пять стало ясно, что объект едет к себе домой, в Уэст-Бромптон. Держа руль одной рукой, Страйк нащупал мобильник, а затем набрал номер старого друга. Вызов пошел прямо на голосовую почту.

– Штырь, это Бунзен. Надо потолковать. Маякни, когда тебя можно будет пригласить на кружку пива.

Притом что у агентства в работе было пять активных дел, а до Рождества оставалось всего четыре дня, двое из субподрядчиков свалились с сезонным гриппом. Первым сломался Моррис: всю вину он возлагал на детский садик своей дочери, где вирус, подобно лесному пожару, прошелся в равной степени беспощадно как по детишкам, так и по их родителям. Моррис продолжал работать, пока высокая температура и ломота в суставах не заставили его позвонить с извинениями, но к этому времени он успел передать вирус рассвирепевшему Барклаю, который в свою очередь поделился им со своей женой и маленькой дочерью.

– Козел, придурок, лучше бы дома сидел, чем меня обкашливать в машине! – хрипло причитал Барклай по телефону в ухо Страйка рано утром двадцатого, пока Страйк отпирал офис.

Последняя перед Рождеством летучка должна была состояться в десять, но, коль скоро двое из команды присутствовать не могли, Страйк решил ее отменить. Не удалось дозвониться только до Робин, которая, как он предположил, уже спустилась в метро. Страйк попросил ее приехать пораньше, чтобы они до прихода всех остальных могли пробежаться по делу Бамборо.

– Мы должны были завтра лететь в Глазго, – скрежетал Барклай, пока Страйк возился с чайником. – Но у дочки уши болят, что…

– Все понятно, – сказал Страйк, который и сам чувствовал себя неважно – наверняка от усталости и беспрерывного курения. – Что ж, выздоравливай и возвращайся, как сможешь.

– Вот козлина! – не унимался Барклай, а потом: – Моррис, естественно. Не ты. Веселого, йопта, Рождества.

Пытаясь себя убедить, что ему только чудится першение в горле, резь в глазах и легкая испарина, Страйк заварил кружку чая, перешел в свой кабинет и поднял жалюзи. Из-за ветра и проливного дождя развешанные поперек Денмарк-стрит гирлянды раскачивались на проводах. Точно так же, как и в предыдущие пять дней, эти украшения с утра пораньше напомнили Страйку, что он так и не приступил к рождественским покупкам. Он занял место с привычной стороны партнерского стола и, ругая себя за промедление, утешался тем, что волей-неволей купит все за пару часов и тем самым избавит себя от мучительной проблемы выбора. У него за спиной в окно хлестал дождь. Сейчас впору было снова завалиться в постель.