Педагогические размышления. Сборник - Семен Калабалин

– Если они способны на миллион разных проступков, то мы должны быть способны на два миллиона разных порицаний и наказаний.

Антон Семёнович был очень требовательным человеком. Чем более он уважал воспитанника, тем больше с него требовал. Я тоже неоднократно был наказан и получал от него взыскания. Несколько раз сидел в кабинете Антона Семёновича под знаменитым «арестом», читая на диване какую-нибудь книгу. Но приказ об «аресте» всегда звучал по-разному. То он произносил его как бы между прочим, даже вроде добродушно:

– Отсиди-ка, Семён, сегодня пару часов, то строго, как чужому: – Отсидишь!

А в третий раз младший воспитанник приносил мне от него записку об аресте и вручал её с демонстративно ехидным видом.

Воспитатель – это удивительное по своей сложности явление, особенно в столкновении с воспитанником в момент совершения последним нарушения. Он и судья, и следователь, и прокурор, и защитник, и выразитель общественного мнения, и совесть воспитанника.

Моя цель – обратить внимание работников детских домов и школ-интернатов на то, чтобы меры поощрения и меры наказания звучали у нас разнообразно, оперативно, чтобы они были максимально эффективными: для одних имели бы значение предупреждения, а для других – воспитательная кара, чтобы поощрение вызывало заслуженное состояние радости и стало бы радостью всего коллектива, а наказание, действительно бы, вызывало состояние переживания, страдания, а не было бы фарсом, игрой в наказание, чтобы в отдельных случаях наказание вызывало страдание всего коллектива. Такая форма активно сообщает взаимозависимость в коллективе по принципу «один за всех, все за одного». Это развивает настоящее чувство коллективизма.

1921 год. Сентябрь. Колония выстроилась для похода в город за семь вёрст для просмотра кинофильма. Многие из воспитанников шли смотреть фильм первый раз в жизни. Мы уже знали по примеру первого похода: выход в четыре десять, два часа похода с десятиминутным привалом, и за пять минут до начала сеанса мы – у входа в театр.

Шли строем, с песнями, бодро, весело. Привал. Кто присел, кто повалился на траву, а большинство – в лес. После команды «Становись!» командиры отрядов докладывают, что все на месте, но вдруг командир 9-го отряда что-то замешкался.

– В чём дело?

– Да у меня нет двоих. Я побегу, покричу.

– Не сметь. Сами придут. Подождём.

Прошло дополнительных тревожных десять минут, наконец, появились из леса запоздавшие, неся перед собою в фуражках груши-дички.

– Разрешите стать в строй!

– Становитесь. Шагом марш!

И, кажется, шли быстро, но опоздали на десять минут. Администратор театра сам предложил тихонько войти в зал, но Антон Семёнович, поблагодарив, сказал, что этого делать не следует, зачем же мешать людям, которые пришли вовремя, пришли отдохнуть, получить удовольствие. Нет. Научимся беречь время и уважать товарищей, коллектив и его право на удовольствие.

– Колония! Слушай мою команду! Смирно! Домой шагом марш!

Администратор почесал в затылке, а кто-то из зевак сказал:

– Вот это да…

Шли пасмурные, поглядывали на Антона Семёновича, и видно было, что он очень расстроен, а тут ещё и дождь откуда ни возьмись… Совсем кисло стало.

– А ну, хлопцы, – предложил я, – гаркнем песню!

И я затянул на самых высоких октавах, задорно, как пощёчиной неудаче:

– Ой, при лужку, при лужке, При счастливой доле, При знакомом табуне Конь гулял на воле!..

Ребята дружно подхватили припев. Так, вслед за песней, не ломая рядов, вошли во двор колонии.

– Поняли, хлопцы?

– Поняли, Антон Семёнович!

– И как?

– Один за всех, все за одного!

– Правильно. И в хорошем, и в плохом. Разойдитесь и отдыхайте!

– Есть разойтись и отдыхать! А здорово, Антон Семёнович!

– Здорово!

Строить человека, говорил Макаренко, надо без брака, мы не имеем никаких нравственных прав растить бракованного человека.

Здесь в выступлениях немало говорили о работе школ. А о том, что нужно и как нужно делать, чтобы предотвратить проступки в детском мире, с какой человеческой страстью надо воспитывать подрастающее поколение – об этом стоит еще поговорить. A.C. Макаренко написал специальную «Книгу для родителей». В ней есть глава для вступающих в брак. Там говорится о воспитании в семье, об обязанностях отца, матери, о их роли. Трудами Макаренко широко пользуются люди, читать умеют все.

Но воспитывать детей может даже неграмотный человек: чувством материнства, чувством отцовского долга, плохим или хорошим примером. Состояния «невоспитания» вообще не существует. Вопрос в том, что воспитание бывает разное, воспитание хорошее и воспитание плохое. И это надо помнить всем и всегда.

Должны повысить требовательность к себе и педагоги, учителя. У нас как бывает? В школе на 1300 человек – десять-пятнадцать трудновоспитуемых ребят, и вот уже учителя считают такое положение катастрофическим и пытаются поскорее избавиться от «трудных» детей. А ведь Антон Семенович Макаренко принимал воспитанников только из тюрьмы, и, думаете, я, 16-летний подросток, попавший к нему, был лучше ваших трудновоспитуемых детей?!

Это смешно, когда целый педагогический коллектив пасует перед «трудными».

Говорят о системе Антона Семеновича. Эта система очень строгая. Он сам был человеком очень строгим, но вместе с тем и очень веселым, нежным. Мы его любили до безумия, и он нас любил. Но он не считал, как некоторые нынешние кандидаты педагогических наук, что на детей нельзя повышать голос, что нельзя их строжайшим образом наказывать. Наказание должно вызывать у ребенка не улыбку, а, если хотите, испуг. Все мы в детстве были пуганы Бабой-Ягой, например, а потом преодолели и не такие страхи, когда это потребовалось во имя Родины. Я лично в войну часто ходил в разведку, и у меня хватило силы воли, несмотря ни на какую трудность задания, вести себя в тылу врага спокойно, действовать уверенно.

Можно и нужно применять меры ощутимого воздействия. Ведь это во имя того, чтобы вырастить ребенка замечательным человеком. Надо уметь «вырвать» у него стремление к дурному.

Трудную, но практически нужную область педагогической деятельности поднимает в своей работе т. С.С. Коваленко.

История педагогики в нашем просветительном быту существует, но ни одним своим крылом не задевает жизни детских домов. А следует ли под исторической лупой вообще рассматривать деятельность детских домов? Кажется, следует. Десятки тысяч учреждений, в которых готовились сотни тысяч детей к большой жизни, ставших гражданами нашей страны, заслуживают того, чтобы на них был брошен учёный взгляд.