Пороки и их поклонники - Татьяна Устинова

Глаза были орехового цвета, пожалуй, с примесью янтаря.Народная мудрость номер четыре гласила – никогда первым не отводи глаз. Тот,кто дольше смотрит, сильнее. Тот вожак. Архипов рассматривал ее глаза состарательным равнодушием – как будто он только и делал целыми днями, чторассматривал женские глаза, и она дрогнула первой.

Все-таки вожак – он, Архипов.

– Зачем вы меня об этом спрашиваете?

Вот тут он сплоховал. Пока изображал равнодушие, забыл, очем именно спрашивал. Но Мария Викторовна ничего не знала о существованиинародной мудрости номер пять, которая гласила, что никогда не нужно бросатьсобеседнику спасательный круг. Он или выплывет, или утонет сам, без постороннейпомощи.

Мария Викторовна круг бросила:

– Какое вам дело… сколько их? Зачем вам?

– Нам затем, что мы здесь живем, и нам никакие последователикульта Вуду не нужны. Или это адвентисты седьмого дня?

Тут Мария Викторовна Тюрина так перепугалась, что глаза унее увеличились и как будто поплыли на побледневшем лице. Нос заострился, иоказалось, что он слегка обрызган веснушками. Архипов умилился. Не хотел, аумилился. Надо же, веснушки у нее, как у маленькой!..

– Я не знаю, о ком вы говорите, – пробормотала она. – Ко мнеприходят только друзья.

– Из больницы номер пятнадцать? Врачи и сестры? Это они поюттак, что все соседи слышат и пугаются?

– Никто не поет.

– Неправда.

– Владимир Петрович, мне нужно… уходить.

– Неправда. Вам уходить нужно через двадцать минут.

Она по-прежнему не смотрела на него, но его собственное имя,которое она бойко произнесла, странным образом его… задело. Как будто в том,как она его выговорила, было что-то очень интимное, личное.

– Ну, так как, Мария Викторовна? Она молчала только секунду.

– Никак. – Она решительно поднялась и распахнуладвустворчатую дверь в кромешную тьму коридора. – До свидания.

Архипов ничего не ответил, большими шагами прошагал довходной двери, распахнул ее и через мгновение был у себя дома. Он уже вошел,когда услышал, как бахнула, закрываясь, соседская дверь, заскрежетал замок и наплощадке все стихло.

В дальнем конце просторного холла показался величественныйТинто Брасс. Он посмотрел на Архипова и вопросительно мотнул башкой.

– Выперли, – сообщил Архипов, – взашей. Ему показалось, чтомастифф закатил глаза.

– Да, правда! – энергично подтвердил Архипов. – Зря ты мнене веришь!

Тинто Брасс ухмыльнулся, и тут Архипов захохотал. Хохотал ондолго и смачно – над собой, польстившимся на веснушчатый нос и длинные ногиМарии Викторовны Тюриной, медсестры пятнадцатой горбольницы, племянницыполоумной Лизаветы, которую он заверил распиской, что не оставит “девочку”.

Похохотав, он пошел варить кофе, вытащил из ванной ГектораМалафеева, проскакал вместе с ним по пирамиде из трехбуквенного слова ипустился в дальнейшие странствования по “Испражнениям души”. Мария Викторовнаего больше не интересовала. Осталось, впрочем, маленькое предчувствие, зудевшеео том, что с ней он еще не оберется хлопот.

* * *

Архипов проснулся оттого, что рядом кто-то гулко инастойчиво колотил молотком в дно железной бочки.

– Ч-черт! – пробормотал Владимир Петрович и накрыл головуподушкой. Удары несколько отдалились, но не прекратились. Спать былоневозможно. Архипов снял подушку и сунул в ухо палец.

Палец тоже не помог. Кроме того, спать с пальцем в ухе никакне получалось.

– Козлы! – в подушку сказал Архипов. – Уроды! До насдобрались!

Он был уверен, что молотком по бочке стучат строителиподземного гаража. Колебание материи – так выразилась Лизавета Григорьевна.

Архипов сел и открыл глаза. Было темно и очень поздно.Именно поздно, а не рано. Он всегда точно чувствовал время.

Будильник показывал начало третьего.

Удары возобновились, и он понял, что никто не бьет молоткомпо бочке.

– Тинто! – позвал Архипов, встал и побрел по ночнойквартире. – Ты что, с ума сошел?!

Тинто Брасс – темная неподвижная туша – стоял возле входнойдвери и гулко на нее брехал.

– Фу! – сказал Архипов с изумлением. – Что ты орешь? Ночь наулице!

Тинто Брасс, помимо небывалой внешней стати, отличался ещенедюжинным умом. Архипов никогда не слышал, чтобы он лаял просто так, ни отчего. Он вообще почти никогда не лаял.

– Что? – повторил Архипов.

Тинто Брасс отвернулся от него, сунул нос в дверь и гулкобрехнул, как будто гром ударил.

Шлепая босыми ногами. Архипов подошел и посмотрел в “глазок”.На площадке было темно.

– Ну и что? – опять спросил Архипов у Тинто. – Я ничего невижу!

Мастифф не отрывал носа от дверной щели. Мощная спинанапряглась, а палевые складки, серебрящиеся в лунном свете, казалось, стоялидыбом.

“Там кто-то есть, – вот как понял Архипов свою собаку. –Кто-то, кому там быть не положено. Я его чувствую, а ты нет, потому что тывсего лишь человек”.

Палевые складки встопорщились, и Тинто Брасс негромкозарычал. Архипов все всматривался в “глазок” – бесполезно, потому что ничего неугадывалось в плотной чернильной тьме, и он вдруг сильно встревожился.

Свет, черт побери! Почему не горит свет?! В их подъезде светгорит всегда. По крайней мере, Архипов, проживший здесь всю жизнь, не могвспомнить случая, чтобы на площадках не было света. Хороший дом, хороший район,дедок караулит входную дверь – почему бы свету не гореть?

Выключили? Кто?! Зачем?! Да еще в два часа ночи!

Тинто опять зарычал, сунулся башкой и переступил тяжелымилапами. Архипов вернулся в комнату и натянул джинсы. Стоять голым перед дверью,за которой явно что-то происходило, ему не хотелось. Где-то был здоровенныйавтомобильный фонарь, с которым он ездил на рыбалку. Роняя в потемках вещи,Архипов добыл фонарь и вернулся к двери.

Ах, как ему не хотелось геройствовать, как не хотелось!..

На площадке всего две квартиры – его собственная и сектантки– медсестры пятнадцатой горбольницы. Последний этаж, выше только чердак, гдеЛизавета нашла свое волшебное ритуальное, и хрен знает какое колесо.

Вряд ли кто-то среди ночи полез на чердак. Значит, этоткто-то на площадке. Значит, девочка Мария Викторовна Тюрина получила очереднуюпорцию неприятностей сразу после его ухода.