Сверкающий цианид - Агата Кристи

В кабинете он прикрыл дверь и указал ей на кресло, стоящееподле стола, сам расположился напротив. Он пододвинул ей коробку с сигаретами,вынул одну, закурил, это далось ему не сразу, руки дрожали.

Она спросила:

— Что случилось, Джордж?

Страх охватил ее. Он был бледен, словно мертвец, и говорил,задыхаясь, как человек, пробежавший большое расстояние.

— Я больше не могу. Я этого не вынесу. Ты должна мнесказать… Правда ли это… возможно ли…

— О чем ты, Джордж?

— Ты не могла не заметить. Ведь она должна была что-нибудьсказать. Была какая-то причина…

Ирис удивленно смотрела на него. Он потер лоб.

— Ты не понимаешь, о чем я говорю. Я вижу. Не пугайся,крошка. Ты должна мне помочь. Припомни что сможешь. Постой, постой, никак несоберусь с мыслями, но ты сейчас все поймешь… Посмотри-ка эти письма.

Он отпер один из ящиков письменного стола и достал оттудадва листка бумаги.

— Прочти, — сказал Джордж, подавая листки.

Ирис внимательно посмотрела на оказавшуюся в ее руке бумагу.Там черным по белому значилось: «Ты думаешь, что твоя жена совершиласамоубийство. Нет. Ее убили». Вторая записка: «Твоя жена, Розмари, не покончилас собой. Ее убили».

Ошеломленная, Ирис не могла отвести взгляда от писем.

Джордж продолжал:

— Я получил их три месяца назад. Сначала решил, что шутка —жестокая, подлая шутка. Потом подумал: с чего бы Розмари стала себя убивать?

Ирис повторила заученным голосом:

— Нервное истощение в результате инфлюэнцы.

— Да, но ты подумай, это же сущий вздор, не так ли? Скольколюдей болеет инфлюэнцей, а потом испытывают нервное истощение — и что?

Ирис с усилием произнесла:

— Может быть, она была несчастна?

— Да, допустим, — спокойно ответил Джордж. — Но что ниговори, не понимаю, как это Розмари покончила с собой только из-за того, чтоона была несчастна. Она могла этим пугать, но не думаю, чтобы она действительноосуществила свою угрозу.

— Но ведь она все-таки это сделала, Джордж! Какое тут можетбыть другое объяснение? Да и вся эта дрянь, которую нашли у нее в сумочке,доказывает правильность сделанного вывода.

— Знаю. Все подтверждается. Но как только я это получил, —он дотронулся пальцем до анонимок, — у меня в голове все перевернулось. И чембольше я об этом думаю, тем сильнее чувство: что-то тут не так. Вот почему язадавал тебе эти бесконечные вопросы — про врагов Розмари. А также — необмолвилась ли она когда ненароком, будто кто-то внушает ей страх. Неизвестный,убивший ее, должен был иметь на то основание…

— Джордж, ты сходишь с ума.

— Иногда и мне тоже так кажется. А потом вдруг меняохватывает уверенность, что я прав. Нужно все узнать. Выяснить. Помоги мне,Ирис. Подумай. Вспомни. Главное — вспомни. Все до мельчайших подробностей. Ведьесли ее убили, значит, убийца в тот вечер сидел с нами за одним столом.Согласна?

Разумеется, она была с этим согласна. Следовательно, неследует противиться воспоминаниям. Нужно все вспомнить. Музыка, барабаннаядробь, притушенные огни кабаре, снова яркий свет и распростертая на столеРозмари с посиневшим, сведенным судорогой лицом.

Ирис задрожала. Ее охватил страх — панический страх. Нужноподумать… все воскресить… вспомнить. Во имя Розмари.

Прочь забвение.

Руфь Лессинг не покидали, лишь временами притуплялись всуматохе заполненного делами дня воспоминания о жене ее хозяина Розмари Бартон.

Розмари ей не нравилась, на то были причины. Но до тогоноябрьского утра, когда она впервые встретилась с Виктором Дрейком, она и неосознавала, сколь велика ее неприязнь.

Та беседа с Виктором положила начало всему, привела поезд вдвижение. До этого все ее чувства и мысли были настолько скрыты в глубинахсознания, что не имели реального значения.

Она была предана Джорджу. С самого начала. Когда она впервыепришла к нему, холодная, уверенная в себе двадцатитрехлетняя женщина, то сразуже поняла, насколько ему необходима опека. Она подбирала ему приятелей,направляла увлечения. Она удерживала его от различных сомнительных авантюр иблагословляла тогда, когда необходимо было рискнуть. И ни разу в течение ихпродолжительного сотрудничества она не дала Джорджу повода усомниться в ееработоспособности, внимательности и исполнительности. Ее внешность радовалаглаз, особое удовольствие Джорджу доставляли аккуратные темные блестящиеволосы, великолепно сшитые свеженакрахмаленные блузки, маленькие жемчужины вмочках красиво очерченных ушей, бледное, чуть припудренное лицо, слегкаподкрашенные розовой помадой губы.

В ней не было недостатков.

Ему нравилась независимая, уверенная манера ее поведения,деловитость, полное отсутствие фамильярности. Когда он рассказывал ей о своихличных делах, она сочувственно выслушивала и всегда давала полезные советы.

Кроме, однако, его супружества. Она не одобряла его. Тем неменее примирилась с этим событием и оказала бесценную помощь в свадебныхприготовлениях, сняв с плеч миссис Марло добрую долю забот.

После свадьбы отношения Руфи с ее шефом сделались менеедоверительными. Она продолжала заниматься делами, и Джордж в этом отношении могполностью на нее положиться.

Опыта ей было не занимать, и Розмари вскоре поняла, какуюбесценную помощь в самых разных делах может оказать ей секретарь ее мужа.

Джордж, Розмари, Ирис-все называли ее Руфь, и она частоприходила позавтракать на Эльвестон Сквер. Теперь ей было уже двадцать девять,но выглядела она точно так же, как и в двадцать три.

С Джорджем ей не было нужды ни о чем разговаривать, онавеликолепно чувствовала все оттенки его душевного состояния. Она точно могласказать, когда послесвадебная восторженность сменилась любовным экстазом,знала, когда этот экстаз уступил место иному чувству, которому нелегко былоподобрать определение. В то время ей нередко приходилось подправлять его мелкиеошибки.

Однако как бы ни был рассеян Джордж, Руфь Лессинг никогда незаостряла на этом внимания. И он ей был за это благодарен.

В то ноябрьское утро он впервые сказал ей про ВиктораДрейка.

— Руфь, у меня есть для вас одно довольно неприятноепоручение.