Сезон крови - Грег Гифьюн

Она протягивает ко мне руку, ее пальцы пауком пробираются по моему бедру, хватают меня. Все хорошо, говорит она, никто не узнает, если ты не расскажешь. Она опускается на колени, снова нашептывает свои безумные молитвы и улыбается мне как манекен; за ее лицом ничего нет, ничего настоящего, одна пустота.

Я снова оказываюсь в ней, у нее между ног.

Она такая теплая, влажная, пустая и бездушная.

Я чувствую бегущую по моим жилам кровь, слышу, как стучит мое сердце.

Что-то из глубины ее тела проникает в меня, ужом проскальзывает мне под кожу, крошечная чешуйчатая голова душит меня, толкается в горле, раздвоенный язык касается неба.

Новые отзвуки прошлого насмехаются над настоящим. Кто-то взывает к ангелам, выкрикивает их имена. Кто-то кричит от боли.

Мне кажется, что это я.

Когда эти воспоминания расступаются, как занавес, я снова оказываюсь на верхней площадке лестницы, заглядываю в спальню Линды, наблюдаю за всем, что происходит с ней здесь. Наши взгляды встречаются, лишь на мгновение. Она знает, что я видел, читает ужас и отвращение на моем лице, но не чувствует ни того, ни другого.

Она довольна.

Да… вот так… хороший мальчик, шепчет она, но не мне.

Я отшатываюсь и как можно тише бегу вниз по лестнице. Мое сердце стучит как бешеное. Я вижу дверь, бросаюсь к ней, но она кажется невероятно далекой, как будто нарисована на далекой декорации – свет в конце туннеля, куда мне ни за что не попасть.

А потом становится тихо, все пропадает, прячется так глубоко в моей памяти, что, кажется, ничего вовсе и не было.

Только проснувшись, я сообразил, что то ли уснул, то ли потерял сознание.

Сначала мне почудилось, что я нахожусь в какой-то гробнице, потому что темнота вокруг больше не казалась частью сна. Теперь все было на самом деле. Лежа на прохладном, чуть сыром полу, я краем глаза заметил смутный свет. На меня нахлынуло ощущение могилы, страх быть похороненным заживо, и я пробудился, попытался пошевелиться, потом разом сел, хватая ртом воздух.

Испуганный хрип застрял в глотке, и вышел лишь задавленный кашель. Я слепо шарил кругом, скользил по цементному полу, пытаясь понять, где нахожусь.

Когда туман у меня в голове рассеялся, а мои глаза привыкли к почти полной темноте, я осознал, что каким-то образом оказался в подвале. Свет проникал внутрь через крошечные оконца вдоль фундамента. Внизу пахло сильнее, но несмотря на долгую жару, тут было прохладнее.

Я прислонился к кирпичной стене и провел рукой по волосам. Как я вообще здесь оказался? Я не мог вспомнить, как спустился с верхнего этажа. Медленно присев на корточки, я попытался собраться с мыслями.

Прямо передо мной находился угол, где раньше стояли стиральная и сушильная машины. Чуть дальше в той же стене располагался выход во двор, двери были еще целы, но уже подгнили и местами расщепились. Я подошел к одному из окон, поднялся на цыпочки и увидел перед собой задний двор с высоты подвала. Снаружи все еще светило солнце, но оно быстро тускнело.

Приближалась ночь.

Прямо позади меня находилась лестница на первый этаж. Я помнил, что наверху, сразу за дверью, была небольшая кладовка, а потом кухня. В сомнамбулическом состоянии, во власти галлюцинаций или видений я, должно быть, спустился обратно на первый этаж, прошел через кухню и попал в подвал.

– Но почему? – спросил я у стен, у тьмы. – Почему сюда? Почему сюда, Бернард?

Что-то заставило меня оглянуться через плечо на тот участок подвала, где я очнулся. Пустое пространство. Кирпичные стены и цементный пол. Ничего.

Я прошел обратно через подвал, оглядывая занавеси паутины на стропилах над головой. Оказавшись на том месте, где очнулся, я вгляделся в потолок, в стены и, наконец, в пол. Либо я сам пришел сюда под влиянием каких-то подсознательных побуждений, либо меня привела какая-то внешняя сила. Я сел на корточки и оглядел все кругом в поисках зацепки, знака, который бы пояснил, зачем.

Встав на четвереньки, я провел руками по полу. Он был сырым; ладонью я ощутил какие-то частицы то ли песка, то ли земли, но не нашел ничего необычного.

Пока не нащупал небольшую горстку пыли у самой стены.

Хотя освещение было скудным, я присмотрелся и сумел разглядеть кучку какого-то сухого вещества, явно не земли. Взяв в пальцы щепотку, я позволил песчинкам просыпаться обратно на пол. Серое и сухое на ощупь. Цемент.

Связующий состав из стены, которая отделяла стиральную и сушильную машины от остального подвала.

Я провел рукой по невысокой стене в поисках места, откуда он вероятнее всего просыпался. Нижние ряды кирпичей оставались нетронутыми. Я провел пальцами по канавкам между ними, как будто шел по лабиринту, и в конце концов нашел нужное место чуть выше.

Опустившись на колени, я пристальнее присмотрелся к кирпичам и заметил небольшую выемку. Когда я сунул в нее пальцы, цемент подался, и вниз, в горку на полу, посыпались новые кусочки. Я расширял отверстие, процарапывал и откалывал состав до тех пор, пока не вытащил достаточно, чтобы в выемку поместились два пальца. Кирпич подался на удивление легко, и я понял, что его засунули обратно в стену и заделали так, чтобы она казалась целой. Я потянул кирпич на себя, и он с легкостью высвободился, издав жутковатый скребущий звук.

Из отверстия во все стороны разлетелись пылинки, похожие на крошечные разбегающиеся существа.

Я положил кирпич на пол и заглянул в дыру, но не смог ничего разглядеть, так что попытался вытащить еще один в том же ряду. К моему изумлению, он тоже подался без особого сопротивления, и вдруг другой кирпич прямо под ним сдвинулся и выпал.

Изнутри раздалось странное щелканье, как будто стучали друг о друга игральные кости или костяшки домино, и я немного отстранился, пытаясь получше разглядеть, что там находилось.

Из отверстия показались какие-то предметы – на этот раз уже не кусочки цемента, а что-то куда крупнее и разнообразнее по форме, – и посыпались на пол так, будто их во множестве засунули в пространство за кирпичами и торопливо подперли снаружи.

Их выдал чистый белый цвет.

Я отпрянул, не отрывая взгляда от груды костей, что продолжали сыпаться из отверстия в стене. Друг на друга падали крошечные черепа, лапки, позвонки, зубы и тазы, вычищенные до такой степени, что казались выбеленными – останки бесчисленных мелких зверьков, которые были методично убиты, освежеваны и расчленены, а потом спрятаны в этой стене.

У меня к горлу подступила тошнота.

Скелеты все сыпались и сыпались, пока на полу не образовалась горка костей.

Подавив ужас, я осознал, что вижу перед собой свидетельство ранних трудов Бернарда, останки существ, убитых им до того, как основным материалом для достижения дьявольского триумфа, которого он надеялся достичь, стали люди.