Хозяйка Империи - Раймонд Фейст

До того дня, когда он случайно услышал спор между поварятами с кухни и побочным сыном одного из приказчиков, ему и в голову не приходило, что младенец может оказаться женского пола. Он предоставил событиям идти своим чередом и не обращал внимания на пари, которые заключались в казармах насчет предполагаемого пола будущего ребенка.

Хокану даже мысли такой не допускал, что боги пошлют ему дочь, а не сына: ведь этому ребенку — последнему, которого Маре суждено выносить — предстояло унаследовать имя и состояние семьи Шиндзаваи.

Состояние радостной беззаботности, в которой началась эта беременность, быстро уступило место строжайшей бдительности. После попытки отравления, после покушений на союзников Акомы беспечности не было места. Люджан утроил число патрулей и самолично проверял наиболее опасные посты в ущельях. Молитвенные врата над рекой — там, где она вытекала из озера, — ни на минуту не оставались без наблюдателей в башнях; в состоянии полной боевой готовности постоянно находилась рота вооруженных воинов. Однако пришла осень, на рынки были отправлены гурты нидр, и коммерческие дела шли бесперебойно, без каких бы то ни было заминок. Бандиты не нападали на караваны с шелком, что само по себе было необычным и настораживало. Джайкен просиживал долгие часы над грудами счетных табличек, но, казалось, его не радовала даже большая прибыль от продажи квайета.

— Природа часто выглядит особенно прекрасной перед самыми разрушительными бурями, — угрюмо ворчал он в ответ на жалобы Мары, которая уверяла, будто у нее шея болит из-за его непоседливости, поскольку ей постоянно приходится вертеть головой, а иначе за ним не уследишь.

— Уж слишком все гладко идет, — в который раз повторил управляющий, с размаху усевшись на подушки перед письменным столом госпожи. — Как же тут не тревожиться? Не верю я, что все это время Джиро благонравно сидит уткнувшись носом в старые свитки.

Однако кое-что было известно от агентов Аракаси. Джиро не сидел сложа руки: он нанял механиков и плотников для сооружения странных устройств на площади, которая при жизни его отца использовалась как плац для воинских учений. Было вполне вероятно, что эти устройства предназначались для осады крепостей и для подкопов. В оборот был пущен ловко состряпанный слух, будто старый Фрасаи Тонмаргу по наущению властителя Хоппары Ксакатекаса растратил деньги из имперской казны. До сих пор многочисленные работники трудились, заделывая трещины в стенах Кентосани и во внутренней цитадели императорской резиденции — следы разрушительного землетрясения, устроенного магом-отступником Миламбером во время Имперских игр несколько лет назад.

Когда потянулись скучные осенние дни и уже приближался сезон дождей, Мара почувствовала, что ее одолевает беспокойство. Она ловила себя на том, что, как и Джайкен, без конца расхаживает из угла в угол и ничего не может с собой поделать. Единственную передышку она получила, когда Джастину исполнилось восемь лет и Хокану подарил ему первый в его жизни настоящий меч, а не игрушечное детское оружие. Мальчик принял искусно сработанный маленький клинок с должной серьезностью и устоял против искушения немедленно кинуться с этим мечом на воображаемого врага, сокрушая все на своем пути. Однако уже на следующее утро все уроки пристойного поведения, полученные от Кейока, оказались напрочь забытыми. Это стало ясно, когда он, грозно потрясая обнаженным клинком, сбежал по склону холма на поляну, где его ожидал наставник.

Мара наблюдала за сыном с веранды, мучительно сожалея, что не может находиться сейчас рядом с ними обоими. Однако лекари не позволяли ей надолго вставать с подушек, а муж, который обычно бывал снисходителен к вспышкам ее упрямства, не соглашался ни на какие поблажки. Нельзя было рисковать будущим наследником. Зато все, о чем бы Мара ни попросила, доставлялось ей немедленно, чтобы сгладить неудобства от всевозможных запретов.

Прибывали подарки от других важных господ: от одних — роскошные, от других — самые скромные знаки внимания. От Джиро была получена дорогая, но чудовищно уродливая ваза. С каким-то изощренным злорадством Мара приказала отдать вазу слугам, чтобы они могли использовать ее для выноса из дома ночных нечистот.

Но из всех даров самыми желанными для Мары были книги, доставляемые в больших ларцах, от которых пахло пылью и плесенью. Их присылала Изашани, предпочитая такое подношение более привычным лаковым шкатулкам или экзотическим певчим птицам. Читая записочки, приложенные к подаркам, Мара весело смеялась. За броским гримом Изашани, за ее милыми женскими шуточками скрывались проницательный ум и сильная воля. А тем временем от ее сына Хоппары приходили традиционные, но ошеломляюще экстравагантные букеты цветов.

Окруженная расписными вазами, Мара вдыхала аромат срезанных цветов кекали и пыталась не думать о Кевине-варваре, который впервые открыл ей в сумерках сада, что значит быть женщиной… Давно это было. Сейчас, нахмурившись, она изучала трактат об оружии и военных кампаниях. Она еще больше нахмурилась, когда подумала, что, быть может, в премудрости этого трактата вникал и Джиро Анасати. Тут ее мысли сбились. Сообщения от Аракаси поступали нерегулярно — с тех пор как она возложила на него задачу добыть секретные документы тонга Камои. Она не видела его уже несколько месяцев; ей не хватало его быстрого ума и безошибочного истолкования старых и новых слухов. Закрыв книгу, она попыталась представить себе, где он сейчас находится. Сидит, возможно, где-нибудь в захолустном постоялом дворе, приняв обличье погонщика нидр или моряка. А может быть, подкрепляется за одним столом с бродячим торговцем.

Она запретила себе даже в мыслях допускать, что он, может быть, уже мертв.

* * *

На самом же деле Аракаси в этот момент лежал на боку среди смятых и перепутанных шелковых простыней и легким прикосновением искусных пальцев поглаживал бедро девушки в самом расцвете молодости и красоты. Его не слишком беспокоило то, что, согласно условиям контракта-обязательства, она является собственностью другого мужчины, равно как и то, что он рисковал собственной жизнью ради обольщения этой девушки. Если даже какой-нибудь слуга или стражник, озабоченный защитой добродетели рабыни-наложницы, рассчитывает застать ее среди бела дня с любовником, то уж наверняка спальня отсутствующего хозяина окажется последним местом, где он вздумает ее искать.

Сама красавица успела достаточно соскучиться от жизни взаперти, чтобы обрадоваться приключению; к тому же она, по молодости лет, не ожидала от жизни никаких особенных подвохов. Ее нынешний владелец, старый и тучный, не мог похвастаться мужскими доблестями. С Аракаси все было иначе. Она, постигшая все тонкости науки угождения мужчинам в постели и занимавшаяся этим с шести лет, чувствовала себя выдохшейся и пресыщенной. Преуспеет ли он в своих стараниях возбудить ее — вот и все, что ее сейчас интересовало.

Для главного разведчика Акомы ставки в игре, которую он вел, были намного выше.

В полутемной комнате с закрытыми перегородками воздух казался тяжелым из-за дымка курильниц с благовониями и аромата духов. Простыни источали запах трав, которые считались верным средством для возбуждения сладострастных желаний. Аракаси, изучивший немало книг по медицине, знал, что это поверье ложно; впрочем, престарелый хозяин был достаточно богат и мог не беспокоиться насчет того, не попусту ли потрачены его деньги. Эта мешанина приторных ароматов чрезвычайно досаждала Аракаси, больше всего он сейчас жалел о том, что нельзя раздвинуть перегородки. Ему казалось даже, что он с большей легкостью претерпел бы запах заношенной набедренной повязки и фартука, которые надевал в тех случаях, когда не хотел, чтобы почтенные попутчики или случайные встречные слишком пристально вглядывались ему в лицо. По крайней мере, запах гнилых овощей отгонял бы сон, тогда как сейчас, в густых облаках ароматов, от Аракаси требовались титанические усилия, чтобы не заснуть.