Последний Дозор - Сергей Лукьяненко

— Ты уж извини, но его шансы я ставлювыше, — отрезал Эдгар. — Так вот мы сейчас быстренько-быстренькопройдем контроль, причем ты не будешь привлекать внимания Иных на таможне.Лишние жертвы Светлому ни к чему, так? Сядем в самолет, ты выпьешь кофе,позволителен даже глоточек коньяка. И будешь думать. Хорошо думать. Так, чтобыя слышал, как у тебя мозги скрипят. И очень будет хорошо, если к Эдинбургу тыуже будешь знать, как достать Венец Всего. Потому что времени у нас в обрез.Всего двенадцать часов до взрыва.

— Ты сволочь, — сказал я.

— Нет, я очень эффективный менеджер поперсоналу. — Эдгар улыбнулся.

Есть такие слова, от которых человек впадает вступор без всякой магии.

К примеру: «Расскажи что-нибудь смешное». Дажеесли вы только что просмотрели финал КВН, прочитали свежий том Пратчетта иотрыли в интернете десяток действительно смешных и свежих анекдотов — из головывсе вмиг вылетает.

Еще хорошо действуют слова «Сядь и подумай».Мне сразу вспоминается школа, контрольная по алгебре или какое-нибудьчетвертное сочинение, усталое лицо учителя, который ничего хорошего отподопечных уже не ждет.

В этот раз в Эдинбург мы летели напрямую,рейсом «Аэрофлота». Будь это обычная командировка, я бы ничего против не имел,в Шотландии мне понравилось. Тем более что Эдгар, конечно же, взял места вбизнес-классе. Трое разъяренных соотечественников, явно способных вскладчинукупить Боинг-767, на котором мы летели, бесновались у стойки регистрации — ихбилеты оказались недействительными. Я ничего не сказал, но в груди затеплиласьнадежда. Большинство людских неприятностей с двойными или недействительнымибилетами — следствие махинаций каких-нибудь нечистых на руку Иных, чаще Темных,но порой и Светлых. Поэтому все подобные случаи Дозорами отслеживаются. Ну,теоретически все, на практике — лишь вызвавшие серьезные скандалы. В данномслучае скандал намечался изрядный…

Но, боюсь, все-таки расследование будет нестоль оперативным, как мне нужно. Тем более сейчас, когда по всей Москве ищутСаушкина…

Таможенный пост на вылете тоже был усилен.Вместо двух Иных дежурили аж четверо, паритет в данном случае соблюдалсяжестко. Я питал слабые надежды, что на усиление бросят наших ребят и они менязаметят, но нет, все Иные были из подмосковных отделений, в данном случае —химкинские. К тому же еще перед регистрацией Эдгар раздал нам фальшивыепаспорта и наложил качественные личины, которые четвертому-пятому уровню Иныхбыли не по зубам. Так я и прошел мимо своих коллег под именем петербуржскогожителя Александра Петерсона. Геннадий стал Константином Арбениным, а какназвался сам Эдгар, я не расслышал.

Уже в самолете, получив от стюардессыобещанные Эдгаром кофе и коньяк, я понял, что проиграл начисто. Пушистая удавкана шее, на которую недоуменно поглядывали еще на таможенном контроле, временамисжималась покрепче, а то и царапала кожу крошечными коготками… или зубками.Разве что не мурлыкала, ожидая, пока я применю магию. Я даже вспомнил, как эташтука называется. Кот Шредингера. Видимо, потому, что никто так и не смогпонять, живая эта дрянь или все-таки мертвая. В Инквизиции Кота Шредингераприменяли для конвоирования самых опасных преступников. Промахов эта дрянь недавала. Кстати, если я не путаю, она была единственной в своем роде. Эдгар сперпоистине уникальные артефакты.

— Пей кофе, — любезно сказал Эдгар.Меня посадили к окну, рядом уселся Геннадий. Эдгар сел сзади, да еще иозаботился тем, чтобы соседнее место никто не занял: озадаченного, но даже непротестующего пассажира пересадили куда-то в эконом-класс, рассыпаясь визвинениях и обещая бесчисленные бонусы в качестве компенсации. Вообще«Аэрофлот» оставлял на удивление приятное впечатление. Ничуть не хуже западныхперевозчиков, а то и получше. Жаль лишь, что наслаждаться полетом не получится,компания подкачала.

Я пил кофе вприкуску с коньяком. Смотрел, каклайнер выруливает на взлетную. Эдгар за моей спиной что-то прошептал — и гулисчез. Сфера Молчания. Что ж, разумно, теперь и нам ничто не мешает, и насникто не услышит. Хорошо, что в отличие от волшебника Хоттабыча из сказки Эдгаррасполагает другими методами борьбы с шумом, кроме остановки двигателей…

Иди вперед, коль ты силен, как я; иди назад,коль ты, как я, умен.

Он издевался. Конечно же, издевался наднезадачливыми охотниками за сокровищем. Но считал себя обязанным дать намек,это было в неписаных правилах игры тех времен. Значит, путь есть.

Вперед-назад…

Может быть, стоит «раскачаться»? Словновыволакивая из грязи забуксовавший автомобиль… искусство, прочно забытоемассами в эпоху автоматических коробок передач. Дошел до шестого, отпрыгнулназад, снова до шестого, уже с разбега…

Чушь собачья. Я один-то раз до шестого слояедва добрел, переводя дыхание после каждого рывка. Ну, допустим, сумею яподобно Гесеру выпрыгивать сразу из глубин Сумрака. Все равно «раскачаться» неполучится.

Повторим рассуждения с самого начала.

Венец Всего здесь скрыт. Всего лишь шагостался.

Тут все ясно. Надпись была на шестом слое,Венец Всего скрыт на седьмом. Хитрый Мерлин оставил указательный знак там, кудаможет забрести только самый сильный и умелый маг… эх, как приятно все-таки!Ведь я туда дошел!

Ничего особенного, однако, здесь не говорится.Этакая преамбула. Вступительное слово. Будем надеяться, что Томас-Рифмачперевел адекватно… впрочем, великому барду, да еще и предку Лермонтова, этоположено.

Но он — наследие для сильных или умных.

И тут все более-менее ясно. Мерлин оставилрешение, применять или нет артефакт, для тех, кто будет равен ему. По силе, поуму — не важно.

Получишь все и ничего, когда достать егосумеешь.

Что ж, тут чуть интереснее. Мерлин, похоже, несчитал, что применение Венца грозит вселенской катастрофой. «Получишь все иничего» — получишь все, но не для себя.

Или же я, подобно Эдгару с Геннадием, вижулишь то, что хочу видеть?

Если «получишь все и ничего» означает, чтовесь мир будет в твоей власти, но погибнет?

Не знаю. Не могу понять. Тут бы в оригиналепрочитать…

— Эдгар, я должен сделать один телефонныйзвонок, — сказал я.

— Чего? — развеселился Эдгар. —Кому, Гесеру? Вообще-то мобильники велели выключить.

— Ты хочешь от меня результата? Мне надозадать вопрос Фоме Лермонту.

Эдгар колебался недолго. Прикрыл глаза, потомкивнул:

— Звони. У тебя есть три минуты, преждечем начнем взлетать. Но учти, я внимательно тебя слушаю.