Халцедоновый Двор. И в пепел обращен - Мари Бреннан

С лестницы донеслись шаги – дробная, частая поступь дамы, которой не подобрать юбок так, чтобы шагать через ступеньку, подобно мужчине. Поднявшись с кресла, Джек едва успел убраться с пути вошедшей леди Уэйр.

При виде мужа супруга сэра Энтони надолго замерла. Молчал, храня спокойствие, и Джек. В последние пару недель он получил от нее довольно писем с требованиями сообщить, где муж, и прекрасно понимал, что у нее сейчас на душе. Лишь наглядевшись на мужа вдоволь, она начала примечать подробности – безжизненно обмякшее тело, землисто-серую кожу, сухие, растрескавшиеся губы.

И вот тут ее облегчение, как по команде, переросло в гнев.

Первым делом она развернулась к Джеку.

– Что с ним?!

Джек кивнул в сторону мистрис Монтроз.

«Держу пари, ее она и не заметила».

– Вот эта добрая женщина доставила сэра Энтони ко мне таким, каким вы его видите.

Проведя в обществе сей молчаливой дамы целый день, Джек был только рад спустить супругу Энтони на нее.

– Что вы с ним сделали?

Определенно, Кэтрин Уэйр в присмотре не нуждалась – ну, разве что вздумает пустить в дело ногти. Не сводя взгляда с незнакомки, Джек уловил едва заметную дрожь ее век.

«Сожаления? Чувство вины? Похоже, похоже».

Однако сей мимолетный знак тут же и канул в небытие. Ответ мистрис Монтроз прозвучал негромко, безупречно ровно, и тем не менее прервал страстную речь леди Уэйр еще до начала.

– Если не медлить, возможно, вы еще сумеете получить желаемые ответы от собственного мужа. Я послала за вами, леди Уэйр, так как Энтони очень нуждается в вас. Мало этого: может статься, кроме вас ему не в силах помочь никто.

Все это растревожило Джеково любопытство настолько, что он едва не упустил из виду ничем не прикрашенное крестное имя сэра Энтони в ее устах.

«Ладно. Сперва лечение, вопросы потом».

– Не могу понять, что это за хворь, – признал он, сделав шаг вперед. – С тех самых пор, как я его знаю, он день ото дня терял силы. Сейчас тело его, похоже, окрепло, и все же…

– Боюсь, его разум сбился с пути, – сказала мистрис Монтроз, также покинув свой пост и подняв руку, дабы предупредить испуг Кэтрин Уэйр. – Нет, я не о душевной болезни. Я об ином: разум его так далеко от тела, что без зова не найдет дороги назад. Лекари в этом ничем не помогут, вы же – основа всей его жизни, якорь, удерживающий его в этом мире. Думаю, вы способны помочь ему вернуться назад, к самому себе.

Кэтрин невольно окинула взглядом недвижное тело на кровати, словно не в силах поверить, что в нем еще теплится жизнь.

– Но как?

Мистрис Монтроз покачала головой.

– Не знаю. Сейчас нам должны указывать путь не мои – ваши чувства.

Медленно, неуверенно опустив руку, леди Уэйр сжала в ладони безвольные пальцы сэра Энтони. Другая рука ее зашарила в воздухе за спиной, пока Джек, догадавшись, в чем дело, не придвинул к кровати кресло. Леди Уэйр устало опустилась в него.

– Энтони, – неуверенно, однако настойчиво заговорила она. – Я здесь.

Джек с мистрис Монтроз покинули комнату, оставив обоих наедине. Время от времени Джек заглядывал внутрь и подавал Кэтрин вина, дабы смочить горло, когда ее голос начинал слабеть. Однако подслушивать он вовсе не брезговал и из-за двери слышал, как она говорит – обо всем, что ни придет в голову, от детей до политики. Об «этом мире», как выразилась мистрис Монтроз. Другая на ее месте могла бы начать читать сэру Энтони из Библии, однако ему ни к чему было думать о Господе и Небесах – ведь цель-то в том, чтобы удержать его на земле. Быть может, не самый разумный ход, если вспомнить о спасении души, но порицать ее тактику Джеку и в голову не приходило.

Вот только все это ни к чему не вело. Тело сэра Энтони жило, но дух словно бы пребывал в ином мире. И вот настал миг, когда Кэтрин подняла взгляд на хозяйку и с дрожью отчаяния в голосе сказала:

– По-моему, он меня не слышит.

Мистрис Монтроз смерила ее взглядом, и Джек окончательно убедился: за безмятежностью этих серых глаз сокрыта целая бездна мыслей и чувств. Кто эта женщина, для коей Энтони столь дорог, чтобы спасать его, а между тем Джек никогда прежде не слыхал ее имени? Разумеется, у баронета имелось немало союзников кроме него, однако этой в известных Джеку кругах места не находилось, и сие не давало покоя.

Как и произнесенные ею слова:

– Его надлежит звать человеческим голосом. Что отличает человека от бездушных зверей лесных?

– Любовь, – прошептала Кэт. – Но я не раз и не два говорила о ней, а он ничего не слышит.

– Тогда не нужно говорить, – осенило Джека.

В эту минуту, в освещенной свечами спальне, под негромкий, далекий шум застроенной доходными домами Сент-Мартинс-лейн, всех троих связало между собой ощущение несказанной сплоченности перед лицом общей беды.

«Все мы хотим вернуть его. Никто не желает терять его этаким образом».

Припав на колени возле кровати, Джек потянулся к свободной руке Энтони и, отбросив прочь прежнюю деликатность, стиснул его обмякшие пальцы так, что почувствовал кости под кожей.

«Ведь другу тоже любить не заказано!»

– Зовите его не словами, иначе, – пояснил он, встретившись взглядом с Кэт.

В глазах ее вспыхнули искорки понимания. Склонившись к мужу, Кэт нежно коснулась его подбородка, откинула со лба поредевшие волосы… При виде самоотверженности в ее глазах Джеку стало неловко. Подобное не предназначено для чужих взоров, и посему он чувствовал себя так, точно подглядывает в замочную скважину, однако руки Энтони не выпускал.

Склонившись ниже прежнего, Кэт поцеловала спящего мужа.

Казалось, время остановило ход – а может, то лишь сам Джек замер, затаил дух, опасаясь разрушить, разбить нечто хрупкое. Наконец Кэт отстранилась, подняла голову и шепотом окликнула Энтони.

Веки Энтони дрогнули, затрепетали и поднялись.

Зрачки его оказались огромны, темны, мутны. Но вот в глазах появился блеск, взгляд прояснился и устремился мимо Кэт с Джеком к изножью кровати – в сторону незнакомки.

Но, оглянувшись, Джек обнаружил, что мистрис Монтроз исчезла.

Сент-Мартинс-лейн, Лондон, 11 августа 1659 г.

И пока Джек Эллин кормил Энтони мясным бульоном, и когда муж поднялся и нетвердым шагом прошелся по комнате, и когда погрузился в объятия истинного сна – жизнетворного, укреплявшего подточенные бесчувствием силы, Кэт сохраняла спокойствие.

Но на исходе ночи, перед самым рассветом, когда муж пробудился, она по-прежнему сидела в кресле, устремив на него взгляд. В глазах жены, за отблесками пламени единственной зажженной свечи, несложно было прочесть все вопросы, скопившиеся за многие годы, но до сих пор остававшиеся невысказанными.