Новый Рим на Босфоре - Алексей Величко

Успех, сопутствующий царю в Готской войне, окончательно предопределил покровительство Валента омиям. В отличие от своего старшего брата Валент хотел продемонстрировать более деятельное участие в делах церковного управления и особенно в формулировании Символа Веры. Не исключено, что, как это нередко бывает у робких натур, в глубине души им двигали примеры св. Константина и Констанция, которым втайне ему хотелось бы подражать. Но, в отличие от этих славных царей, Валент допустил одну существенную ошибку – св. Константин и Констанций хотя и проводили определенную линию в пользу конкретной церковной партии, но сами стояли вне внутрицерковной борьбы, то есть занимали положение над партиями. Валент же в порыве усердия бросился в руки омиев и сделался вскоре их орудием, чем во многом дискредитировал себя в глазах остальных деятелей Церкви.

Не обладая ни твердостью равноапостольного императора, ни образованностью Констанция, Валент зачастую лишь слепо исполнял волю Евдоксия и его сторонников, устраняя административным путем его противников с епископских кафедр. Примечательно, что сам он максимально уходил от вмешательства в богословские споры, выступая лишь в качестве своеобразного судебного пристава, принудительно исполнявшего приговоры в отношении лиц, недружественных омиям, но особенно не интересующегося содержательной частью судебного решения.

Вместе с тем объективность требует уточнить некоторые кажущиеся общепринятыми оценки церковной политики Валента. Время его правления нередко характеризуется как сплошная череда гонений на никейцев, вплоть до жестоких казней и изгнаний. На самом деле более последовательным кажется тот вывод, что и Валентиниан I, и Валент, при известных различиях их религиозных мировоззрений, в силу обстоятельств времени и места оказались заложниками предпочтений своих подданных, в первую очередь епископата.

Едва ли можно предположить, что сыновья простого солдата, не получившие серьезного образования, тем более религиозного, могли с твердой убежденностью навязывать населению свое мнение, когда границы Римской империи трещали по швам, армия и конкуренты могли в любой момент выставить альтернативные кандидатуры на трон, а церковный мир казался едва ли достижимым. Это мог позволить себе Констанций – урожденный аристократ царских кровей, единоличный правитель государства и талантливый полководец, но не два в известной степени случайно удачливых соискателя на царство, какими являлись Валентиниан и Валент.

Поскольку на Западе преобладали никейцы, Валентиниан I в поисках церковного единомыслия сделал ставку на них, не стараясь, однако, какими-либо искусственными мерами обеспечить преимуществ этой партии. В связи с тем, что омии преобладали на Востоке, Валент также вполне благоразумно посчитал, что при фанатичном настроении тамошнего городского населения именно они являются той партией, которая способна сплотить вокруг себя остальных. Но для сознания современников тех лет даже явно выраженное предпочтение императора той или иной догматической формуле рассматривалось как факт гонений всех ее противников. Нельзя, конечно, сбрасывать со счетов и того обстоятельства, что очень часто омии (епископы и рядовые миряне), а также представители чиновничества, желая заслужить таким способом расположение царя, самоуправно применяли насильственные меры к своим противникам.

Напротив, когда в дело вмешивался непосредственно Валент, его толерантность, кротость и незлобивость удивляли всех присутствующих. Например, во время войны с готами, то есть уже после своего крещения и установления негласного союза с Евдоксием, царь остановился в главном городе Малой Скифии Томисе и отправился со своей свитой на богослужение в ближайший храм. Но местный епископ Ветранион подверг его суровому обличению в своей речи и демонстративно удалился в другую церковь, вызвав тем самым всенародное осмеяние императорского величества. И что же? В виде наказания, которому император подверг епископа, тому назначили непродолжительную ссылку в неподалеку расположенный город.

В Кесарии Каппадокийской, где уже блистал знаменитейший Отец Церкви св. Василий Великий, известный своей верностью Никейскому Символу, и вождь им же организованной «новоникейской партии», Валент смиренно прошел в храм, где простоял всю Литургию, а затем подарил св. Василию богатые земли для организации попечения над стариками и больными, которых тот окормлял.

Находясь в Эдессе, он пожелал приобрести для омиев знаменитую церковь Св. Фомы, но неожиданно столкнулся с массовым протестом местных жителей. Множество народа, даже женщины с грудными детьми, пришли к храму, не боясь принять мученический венец от подошедших войск. И, чуждый насилия, Валент отказался от своей затеи. Святитель Афанасий Великий, пользуясь рескриптом императора, спокойно оставался на своей кафедре до самой смерти в 373 г., а противостоящие омиям епископы отделывались, как правило, либо легким штрафом, либо необременительной ссылкой с весьма снисходительными условиями[522].

Однако не всегда отношение Валента ко всем, кто не принимал формулу омиев, было столь терпимым. В частности, в 365 или 367 гг. он запретил епископам, изгнанным Констанцием, возвращаться на свои кафедры. Под этот указ недоброжелатели пытались подвести и св. Афанасия Великого, но александрийцы настолько горячо защищали своего архипастыря, так страстно доказывали, что именно этот закон не подходит под данную ситуацию, что Валент смилостивился и оставил св. Афанасия на прежней кафедре[523].

Вообще, как замечают историки, гонения никейцев и антиариан в правление Валента во многом зависели от наклонностей правителя конкретной провинции – настолько условна была в некоторых местах власть Валента. Наибольшие гонения произошли в Антиохии, где Валент воевал с персами и где он непосредственно имел возможность проследить за точным исполнением собственных приказов. Все главнейшие епископы – антиариане, включая Мелетия Антиохийского, Пелагия Лаодикийского, Евсевия Самосатского и Варса Эдесского, были сосланы в отдаленные провинции Империи[524].

Но иногда встречались поистине чудовищные события, как, например, история с 80 иноками, направленными в 370 г. в Константинополь православными общинами с жалобами на притеснявших их ариан. «Житие» гласит, что разгневанный император велел префекту Модесту казнить жалобщиков, и тот будто бы посадил клириков на корабль, который по его приказу подожгли и отправили в море. Часть монахов сгорела, другая – утонула; память их отмечается Церковью 5 сентября[525].