Элеонора Августа - Борис Вячеславович Конофальский

– Больше никто не захотел идти, – отвечал прапорщик. – Двадцать шесть человек – и этих просить пришлось. Зажирел народ, ваши полталера им ни к чему после того, как они добычу за две кампании разделили. Теперь их долго не поднять будет.

Волков вздохнул, Максимилиан прав: теперь у людей деньги есть, поля им нарезаны, кто кирпич с черепицей еще жжет, домишки появились, а в них, как водится, бабы завелись, дети, зачем им походы. «Ладно, двадцать шесть человек при восьми мушкетах, да гвардейцев шестнадцать при сержанте, да господ из выезда четверо вместе с прапорщиком – и так немало». Он огляделся.

– Еж, а где наш коннетабль?

– Господин Ламме сказал, что у него и тут дел по горло, велел, чтобы с вами я ехал, – невесело отвечал помощник господина Ламме, сам подыскивая, куда и как к седлу прикрепить цепь, которой был скован разбойник.

«Мерзавец, никаких дел у него нет, просто не захотел ехать господин коннетабль».

В общем, ждать было больше нечего. Дорога непростая, честно говоря, за солдатским полем дороги уже как таковой и не имелось, а до домика отшельника так и вовсе шло бездорожье, так что нужно было выдвигаться.

У лачуги несчастного растерзанного монаха Волков остановился, спешился, огляделся. С усмешкой заметил, что Еж уже идет пешком, а бригант едет на его коне.

– Так я побоялся, он сдохнет, не дойдя до места, – сообщил Еж, заметив усмешку господина. – Уж больно ослаб.

– Смотри, чтобы не сбежал.

– Да куда ему, он и в седле-то сидит еле-еле.

Волков пошел к домику монаха-отшельника. Дверь висит, а в доме ничего, клетка была железная, так и ее утащили – железо денег стоит. Кладбище за лачугой заросло, трава выше ограды каменной. Нет человека – и дикость природная сразу свое берет. Волков сел на коня и поехал дальше на запад.

Еще до обеда отряд спустился с холма, перешел большой овраг и из зарослей барбариса выбрался на хорошую дорогу, что вела на юг. Отсюда до замка миля, не больше. Его уже и видно.

Издали увидел Волков, как люди при приближении его отряда стали запирать ворота замка. Они и вправду закрывали ворота, спешили и не пустили даже мужика на телеге, торопились, словно увидали приближающегося врага. Это еще больше укрепило генерала в плохих мыслях. Он остановился и, привстав в стременах, поднял руку:

– Стрелки в линию, ружья зарядить, фитили запалить. Доспехи надеть. Господин Фейлинг, мой шлем. Сержант Франк, возьми четверых людей, поезжай вокруг замка, посмотри, есть ли где еще ворота или двери.

– Да, господин! – откликнулся сержант.

– Никак вы воевать надумали? – спросил Максимилиан, надевая шлем.

– Не я, – отвечал генерал, – не я им ворота запирал.

Когда все было готово, Волков двинулся вперед, пытаясь вспомнить, сколько же было у барона людей помимо покойного кавалера Рёдля. За ним в тридцати шагах шли солдаты с алебардами и копьями и сразу после них стрелки, затем Еж, тащивший за собой на цепи разбойника. Замыкали колону гвардейцы генерала, а уже за ними ехал на муле и отец Семион.

Волков подъезжал с плохого места, с северо-востока, то есть солнце светило ему как раз в глаза. Так можно было прозевать арбалетчика на стене и получить в лицо арбалетный болт, а опускать забрало не хотелось: жара стояла такая, что и без шлема дышать было нечем. Он просто поднял руку, словно закрывал глаза от солнца, так и поехал к стене. Не доехал он, как заметил над приворотной башней тень, и еще одну, ему было плохо видно, кто там, но кавалер услышал голос, который слышал уже не раз.

– Это опять вы, разбойник! – донеслось с башни. – Какого дьявола вы приволокли сюда своих бандитов? Что вы задумали, негодяй?

«Негодяй… Бандитов… Разбойник».

Голос был злой… И да, Волков не ошибся, в голосе так и слышались раскатистые нотки, словно вслед за человеком подкаркивал старый ворон. А тут сзади к генералу подбежал Еж и сказал:

– Господин, бригант говорит, что голосок-то похож на голос того господина, который его нанимал.

– Похож? – переспросил кавалер. Он и сам уже это знал, задал вопрос скорее для проверки.

– Ага, разглядеть он человека не может, но говорит, что голос его.

А с ворот опять доносился этот вороний голос:

– Я вас еще раз спрашиваю: какого черта вам нужно на нашей земле? Зачем вы пришли, если было вам сказано сотню раз, что барон вас не примет? Или вы разбойничать надумали?

– Верлингер, – наконец ответил кавалер, – хватит уже нести чушь, я все знаю. Я знаю, что барон давно не болен, но сейчас я пришел не за ним. Я пришел за вами. Мне известно, что это вы наняли бригантов из Вильбурга, чтобы они убили меня. Слышите, Верлингер, вы ведь, кажется, и сами из Вильбурга?

– Дурь! Вы пьяны, что ли?

– Ну да, пьян, конечно. – Волков повернулся к Ежу и закричал: – Давай его сюда!

Тот бегом кинулся к разбойнику, схватил его за цепь и потащил так рьяно, что пленник едва не упал на бегу.

– А ну отвечай, разбойник, этот человек тебя нанимал? – спросил Волков, когда бригант оказался рядом с ним. – Этот человек платил тебе деньги за мою смерть?

– По голосу – этот, – отвечал разбойник, не поднимая головы, он дышал тяжело, с натугой.

Но этот ответ кавалера не устраивал, он выхватил у Ежа цепь, дернул ее с силой.

– А ну, говори так, чтобы он на башне тебя услышал!

– По голосу я его признал, – повторил бригант.

– Что там щебечет этот бродяга? – донеслось с башни.

– Громче, громче! – взревел Волков. – Ори, чтобы он тебя слышал! Говори, кто тебя нанимал!

– Это тот человек, что сейчас говорит сверху! – что было сил закричал ослабевший бандит. – Это он меня нанял, я признал его по голосу! У него большой дом рядом с храмом Святого Андрея-крестителя в Вильбурге.

– Эй, Верлингер, вы слышали? Имеете ли вы дом у храма Святого Андрея? – спросил кавалер, пытаясь задрать голову в шлеме так, чтобы видеть верх башни.

Никто не ответил ему на сей раз. И это еще больше укрепило Волкова в правильности его мыслей, он был доволен, немного подождал и продолжил почти радостно:

– Какого же дьявола вы замолчали, Верлингер?! Отвечайте, зачем вы нанимали убийц? Чем я вам помешал? А? Говорите! Чем? Разве тем, что хотел увидеть барона, который очень-очень болен! Так болен, что может встать с кровати лишь для того, чтобы поехать поохотиться?

И снова ему никто не отвечал. Но теперь это уже мало беспокоило генерала, он теперь