На краю одиночества - Екатерина Лесина
Шрифт:
Интервал:
Анна кивнула, соглашаясь, что чудом.
И пусть выросло чудо это из обмана и чужой разрушенной жизни, но… и вправду впору поверить в промысел Господень.
– И жила. И тянула силы из нас. Из него вон. Может, если бы она ушла, Олег не стал бы таким разочарованием.
Олег лишь поежился.
– А я? Быть может, ко мне вернулась бы способность чувствовать? Если не любить, то хотя бы… не знаю… огорчаться? Радоваться? Знаешь, каково это – жить, не испытывая радости? Когда день похож на день, и что бы ни случилось, это не изменится? И нет, Олег, ту женщину, которую Холмогоров привел в наш дом, я не убивала. Зачем? Муж был счастлив. И… не знаю, я не завидовала, нет. Я потеряла и эту способность. Огорчаться? Бояться слухов? Отнюдь. Я всю жизнь будто бы играла какую-то странную роль, следовала правилам, которые в меня вбивали с детства. Но убивать… чего ради? Чтобы сохранить видимость семьи?
– Ольгу ты не любила, – очень тихо сказал Олег.
– Я никого не любила, дорогой. В том числе и тебя. Но между нелюбовью и ненавистью есть разница. Однако не спорю, я раздумывала над тем, чтобы избавиться от нее. Ничего личного, сугубо лишь практика. К сожалению, мой супруг после смерти своей пассии изрядно сдал, а у меня, как выяснилось, нет ни малейших способностей к управлению. Семейные предприятия отец завещал Олегу, но из него управляющий еще хуже, чем из меня. У Холмогорова же имелись капиталы, которые позволили бы мне вести привычную жизнь. Однако отец взял клятву, что я не причиню девочке вреда. По-моему, он сожалел, что спас меня. Но я не уверена. Как бы там ни было, Ольге ничто не угрожало. Убивать ради смерти…
– Не ее? – тихо спросил его императорское величество.
– Не ее…
Анна же увидела Глеба.
Сперва ей показалось, что стена дома, по которой расползались мелкие трещины, будто бы была не из камня сложенной, а стеклянной и вдруг изогнулась, истончилась рыбьим пузырем, чтобы вылепить из него человеческую фигуру.
– В какой-то момент мне стало хуже. Я проснулась и увидела кровь. И это было странно… пожалуй, настолько странно, что я впервые что-то ощутила. Удивление? Огорчение? Не знаю. Я забыла, что такое обычные эмоции. Но мне понравилось. Кровь пошла днем. И вечером. А у Олега случился очередной приступ.
Глеб выступил из стены, и та сомкнулась за его спиной, впрочем, оставшись полупрозрачной. Будто стекло изморозью задернули. И по ту сторону его Анна видела сад, но тоже неправильный.
Видела и не ощущала.
Будто кто-то выпил жизнь. И это ее, пожалуй, возмутило.
– Следующие несколько дней прошли… плохо. А потом я убила. Я почти не помню, как оказалась в том переулке. И точно не помню, почему вовсе ушла из дому. Зато помню этот городок, столь убогий, что мне было удивительно, как продолжает он свое существование…
Княгиня провела руками по окну.
И Анна увидела этот самый городок.
* * *
Низкие дома серого цвета. Двускатные крыши, латаные и перелатаные, будто шитые из лоскутов. Веревки. Белье на них. Песок и камень. Темные тесные улочки. Запах навоза, к которому примешивалась характерная сладковатая вонь.
Падаль.
Псы, сбившиеся в стаю. Они скалятся и рычат, но не смеют подойти, будто чувствуя, что добыча не по силам. Женщина… женщина лежит на куче мусора, ее руки раскинуты, а в глазах отражается грязное небо. В груди ее, отвратительной, растянутой груди, что вывалилась из распахнутого платья, торчит нож. И на коже кровь видна.
Кровь сладкая. И сладость эта приводит в сознание. Более того, эта сладость заставляет вдруг ощутить весь мир, включая собак, которые лишь ждут, чтобы Евгения ушла и позволила взять свою долю добычи. А женщина… она добыча.
По праву сильного…
* * *
– Она была шлюхой, обыкновенной шлюхой. В каждом городе найдется изрядно потаскух, готовых на все. Признаться, я слегка опасалась, что ее смерть приведет ко мне, я даже приготовила правдоподобную историю, но никто не хватился шлюхи. А ее смерти хватило, чтобы я начала жить. И пусть та жизнь была слабой тенью прошлой, но вы себе не представляете, насколько… насколько это чудесно – вновь уметь злиться.
Глеб стоял.
Анна видела его. А он смотрел на Анну. Пальцы к губам прижал. Стало быть, прочие его и вправду не замечают? Как странно.
Олег смотрит под ноги.
Княгиня любуется собственным отражением в зеркале.
– Я перебрала вещи моего отца и нашла дневник. Оказывается, он был не столь уж идеален, как мне представлялось. Он приносил жертвы. Проводил ритуал, сдерживая проклятие. Он знал, что девчонка жива. И знал, что пока она жива, я не получу свободу. Ему бы отыскать ее. Или позволить сожрать проклятию. Но он нашел способ, который показался ему куда более подходящим вариантом. Он просто скармливал тьме людей. Искал преступников, убийц, разбойников… Мне говорил, что по делам отправляется. Всякий раз после очередного приступа у Олега отец отправлялся по делам. Мне бы проявить больше внимания, но тогда мне было все равно, куда он едет.
Олега била мелкая дрожь.
А за спиной Глеба вдруг появилась тварь вида столь отвратительного, что у Анны с трудом получилось не закричать. Она закусила губу и заставила себя отвернуться.
– Он рассчитывал… целые тетради этих треклятых расчетов, а я никогда особо не была сильна в науке. Он пытался найти оптимальное… как это?.. насыщение, верно? Когда проклятие спит. И совесть его мучила, конечно. Если бы не мучила, он бы освободил всех нас. А самое отвратительное, что, даже умирая, он не сказал мне… я подозреваю, он специально не сказал мне, чтобы проклятие сожрало и меня тоже.
Заворчал Аргус.
А княгиня прижала палец к губам:
– Тише, зверь. Со мной тебе не совладать.
– И ты решила сама провести ритуал?
– Ритуал у меня не получился бы. Я все-таки светлая, но вот вызвать посредника и заключить сделку я смогла. Дальше стало легче. Он приходил, когда было нужно, а в тот раз пришлось… постараться.
– И сколько? – сухой вопрос. Его императорское величество кажется равнодушным, но Анна знает, что это лишь часть игры.
– Трое. Три шлюхи, которых приметил мой сын. Не дрожи, ты не знал. Ты был слишком слаб, чтобы доверить тебе настоящее дело. Впрочем, нынешний мир хорош тем, что всегда найдется человек, который готов сделать неприятную работу за небольшую… или большую плату. Правда, выяснилось, что убивать нужно самой.
– И как оно? – поинтересовался его императорское величество.
– Неудобно. – Княгиня провела ладонью по платью, разглаживая узорчатую тафту. – На редкость неудобно, особенно с непривычки. Кожа у людей тянется, мышцы… кости иногда. Однажды нож застрял и сломался, старый, еще отцовский. Мне пришлось многому учиться. Выяснилось, что чем дольше смерть, тем больше получает мой… гарант. А с ним и я. Поэтому в какой-то момент я занялась образованием. Благо книги от отца остались. Не скажу, что получалось все и так, как нужно, но это ведь дело практики, верно, Глеб?
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!