Пантера Людвига Опенгейма - Дмитрий Агалаков

Еще несколько лестниц пролетели мимо. То Давиду казалось – впереди он видит крыло играющего с ним в прятки ворона, то слышит шелест его полета. Давид остановился где-то в середине башни – в незнакомом ему помещении, похожем на глубокий колодец. Эту залу они с графиней обошли стороной. Через единственное крошечное окошечко наверху падала рваная полоса дневного света. Рваная, потому что на окошке сидел черный ворон и смотрел вниз – на Давида.

– Корррабли тонут на моррре! – горохом посыпался сверху язвительный птичий смех. – Кррра!

И он спрыгнул с окошка – в осень, и пропал среди серого дня и общего вороньего гама. Давид остался в этом колодце один. Мишень и долгожданная цель обставила своего нерадивого палача. Давид осмотрелся, сделал несколько шагов вперед, и вдруг его взгляд задержался на странном предмете. Он подошел к стене. В нее были ввинчены проржавевшие железные кольца, на одном из них еще болтался обрывок рыжей, вконец изъеденной ржавчиной цепи. Давид пошел по кругу – этих колец здесь было множество. Он зажмурил глаза, точно от стремительно нарастающего звука, но стоны невидимых женщин прорвали эту плотину – и оглушили его! И невидимые руки тянулись и тянулись к его сердцу, словно хотели вырвать его! «Господи! – отступив, с яростью прошептал он. – Хватит, хватит, хватит!» Давид стал озираться: вот где Гаустин Ривалль прятал своих наложниц – девушек из соседних деревень, вот где превращал их в рабынь своей страсти, жестокости, желания убивать! Это происходило здесь…

Сжимая в руке винтовку, он бросился прочь из колодца…

Еще с четверть часа он бродил по сырым каменным коридорам. Давид покидал башню Черного Рыцаря ни с чем. Перебираясь через внешнюю стену, он споткнулся и в кровь разбил колено, порвав вторые брюки. Стиснув зубы, он не стал выбираться на дорогу, а решил обойти замок и попасть в саму Воронью Рощу – и скоро оказался на ее пороге. Птицам тут не было числа. Невероятная идея – уничтожить треклятое место, облить этот лес горючим и сжечь, развеселила Давида.

А почему бы и нет, черт возьми?!

По-осеннему холодно и сыро было тут. В изрядно попорченном костюме он двигался вперед. И вскоре уже несколько птиц кружили над головой Давида. Да они преследовали его! Что ж, может быть, вон тот, с большими крыльями, и есть Кербер? Давид ловко вскинул ружье и, не сводя с птицы глаз, прицелился и выстрелил. От толчка ворона подбросило вверх, а затем он камнем упал в пожухлые листья. Давид подошел к развороченному, окровавленному трупу птицы. Все когти ее были на месте. Давид зло поднял глаза, прицелился вновь. Другая птица, получив свою долю свинца, упала футах в двадцати от дороги. И тот же результат. Тушки остальных птиц, при каждом новом выстреле падавших с неба, Давид уже не рассматривал. Теперь он просто целился и нажимал на курок.

Это было наслаждением!

От раскатистых выстрелов оживление над лесом усилилось. Вороньего полку прибывало. Птицы, подобно черному фейерверку, новыми и новыми гроздьями вырывались из желтеющей листвы леса. Давид бил без промаха. Каждый его выстрел находил свою цель. Давид не желал понимать, что его ожесточение нездорово. Сейчас ему хотелось одного: убивать – и он убивал.

Когда он расстрелял все шесть магазинов, воронья скопилось над лесом невероятное множество. Несомненно, они уже почувствовали опасность. Более того, Давид, пыл которого стал иссякать, заметил, что птицы увидели причину своей беды. Несколько воронов, спускаясь вниз, делали круги над его головой. Осмелев, они пролетали в двух-трех футах над ним, едва не задевая его крыльями. Что они хотели – испугать его? Из охотника превратить в жертву? Ну уж нет! Наспех наполнив два магазина, он без большого труда сбил вначале одну птицу, затем другую, потом третью. Но оставшийся в живых ворон все же изловчился и кинулся на него – острый клюв больно ударил охотника в плечо.

Он объявил птицам войну – они приняли его вызов. Пусть будет так! Давид отшвырнул ружье на землю – на все здешнее воронье патронов все равно не хватит! У него есть другое оружие, куда более грозное и смертоносное, чем свинец! Только действовать нужно было решительно и быстро. Несколько секунд, и энергия Огня, точно порох, брошенный в пламя, вспыхнула в нем. Горячие токи пронзили тело Давида. Ладони его горели, пальцы, казалось, были раскаленными, точно угли. Невидимый сарацинский меч, длинной в десять локтей, держал он теперь в правой руке. Давид стремительно рассек им воздух, и несколько птиц, только что норовивших напасть на него, теперь – изувеченных, окровавленных, распотрошенных, упали в желтую траву. И следом – еще столько же. Черные перья взрывались над его головой. В левой руке Давида был невидимый круглый щит. Разбившись о него, еще две птицы оказались на земле.

Путник, увидевший эту картину со стороны, наверняка немедленно дал бы деру. И не мудрено: человек сражался с полусотней птиц! Он точно вычерчивал в воздухе невидимые знаки, в которых крылась сокрушительная магическая сила. Потому что птицы, не долетая до него, рассыпались прямо над его головой в пух и прах.

Вороны отступили – они боялись его! Вооруженный Огнем, Давид взглянул наверх, и тотчас заметил одну странность. Тысячи несмолкающих птиц над лесом складывались в одну тень, похожую на тень гигантской птицы! Давид мог уже различить ее силуэт!

Он сделал несколько шагов назад. А следом за этим случилось то, чего Давид никак не мог ожидать. Полчища птиц кинулись на него с высоты. И не раздавили его только потому, что мешали друг другу. Как мешали давным-давно, когда он прятался от подобного нашествия в шатре г-жи Элизабет! Удар одной из них пришелся ему в голову – Давида даже повело от стремительной атаки, клюв другой, не менее основательно, задел его лицо. Давид быстро коснулся рукой щеки и увидел, что на пальцах его кровь. Получив новый удар в плечо, в шею, вновь в голову, Давид зарычал, как раненый гладиатор, которого преследует на арене цирка более сильный противник.

Над лесом стало совсем темно, воздух дрожал от птичьего крика. Его преследовали, хотели уничтожить! Поэтому, когда клюв очередного ворона распорол ему щеку, другой – кожу на скуле, а третий, как старая заржавевшая бритва, располосовал ухо, Давид бросился в лес.

Астрономическое количество воронья, превратившее осеннее небо в черное, рябое, кипящее месиво, бурлило над лесом.

Давид нырнул под кроны, ища место, где бы деревья стояли плотнее друг к другу. От преследования он избавился не без потерь: разбив колени, получив десятки кровоточащих ран. Хорошо еще, что глаза остались целы! Спустя какое-то время, пробираясь по лесу, он обнаружил, что оставил винтовку на поле боя. Правда, в кармане его плаща лежал еще револьвер. Но в борьбе с тем, с кем он, Давид Гедеон, отважился схватиться, это оружие было такой же игрушкой, как и винтовка.

Отдышавшись, Давид понял, что заблудился. Необходимо было найти дорогу. Он шел осторожно и, то и дело запрокидывая голову, убеждался, что вороны сосредотачиваются именно над тем местом, где идет он. За острым ощущением, что вороны ждут его для расправы, пришло окончательное убеждение: он не ошибся, ему не привиделось, не показалось. Эти птицы – не просто птицы. Они – один мыслящий организм: черный, разраставшийся над замком. Вот огромное крыло над лесом, объединившее больше десятка тысяч птиц, голова исполина-ворона, раскрытый – высоко над его головой, над багряными кронами деревьев – гигантский клюв…