Кубанские зори - Петр Ткаченко

25 июля 1936 года Тит Ефимович Загубывбатько умер от менингита. Ему не было еще и пятидесяти лет.

Жена его в 1947 году вернулась на Кубань. Ныне Мария Яковлевна Скляр живет в Приморско-Ахтарске с сыном Всеволодом вот уже больше полувека…

Малкин Иван Павлович, ловивший Рябоконя, дослужился до начальника УНКВД Краснодарского края. Тот самый Малкин, который зверствовал, подавляя Вешенское восстание на Дону, а потом останавливал публикацию «Тихого Дона», описывающего это восстание. Заслуженный чекист, награжденный за борьбу с бандитизмом орденом Красного Знамени, а за борьбу с «врагами народа», то есть просто с народом, — орденом Красной Звезды, был арестован в декабре 1938 года. Повинный в незаконных массовых репрессиях, по сути заливший кровью Кубань, этот «почетный чекист» был исключен из партии как враг народа. Ордер на его арест подписал лично Лаврентий Берия. Он обвинялся в причастности к антисоветской правотроцкистской организации, в нарушении социалистической законности и применении недозволенных методов следствия. Второго марта 1939 года на закрытом судебном заседании Военной коллегии Верховного суда СССР он был приговорен к расстрелу и расстрелян. Без права реабилитации. Пришло, видно, время, когда творцы революции, умевшие только убивать, оказались ненужными, лишними…

Примечательно, что, обвиняя Малкина, ему почему-то припомнили давнюю работу в тылу белых, где он был резидентом. Припомнили и улагаевский десант, который, обманув разведку красных, высадился совершенно неожиданно в Приморско-Ахтарской. Оказывается, Малкин был заслан в штаб Улагая, но, видимо, сообщить о месте высадки десанта просто не имел возможности. Странно, что припомнили ему и это спустя восемнадцать лет…

И только, кажется, Василий Федорович Рябоконь пережил всех своих бывших соратников и противников. Если, конечно, верить людским свидетельствам и народной молве. А не верить им нет никаких оснований.

По всякой логике, он должен был погибнуть первым. Но вопреки, казалось бы, неоспоримым и несомненным фактам и даже документам, несмотря на расстрельный приговор, многочисленные свидетельства говорят о том, что он все-таки остался жив.

Для маловерных, для тех, для кого тайн человеческих, кроме кроссвордов, не существует, приведу этот страшный документ — акт о приведении в исполнение расстрельного приговора. Пусть думают, что так именно все и произошло, если есть на то бесстрастная и вроде бы неоспоримая бумага… О, если бы нашу трудную российскую историю можно было изучать только по архивным бумагам…

«Акт № 33.

1924 года, ноября 18 дня, г. Краснодар.

Мы, нижеподписавшиеся, — комендант Кубокротдела ОГПУ Вдовиченко и ДЕЖком Степанов составили настоящий акт в следующем:

Сего числа в 11 часов вечера нами во дворе Кубокротдела ОГПУ в специально оборудованном для сего помещении, приведено в исполнение согласно приказанию по КЧО ОГПУ за № 32 от 18 ноября с.г. постановление политтройки по борьбе с бандитизмом на территории Кубани от 16 ноября с.г., утвержденное крайполиттройкой от 17 ноября 24 г. — по делу гр. Рябоконя Василия Федоровича, приговоренного к высшей мере наказания — РАССТРЕЛУ.

В результате вышепоименный гражданин Рябоконь от огнестрельного ранения в голову после освидетельствования трупа, оказался убитым насмерть.

Вышеизложенное свидетельствуем своими подписями.

Примечание: прокурор был поставлен в известность.

Комендант Кубокротдела ОГПУ Вдовиченко.

ДЕЖком Степанов».

Теперь уже, видимо, невозможно установить, откуда и почему в людях возникла эта непоколебимая уверенность, причем с самого начала, с 1924 года, в том, что Василия Федоровича не расстреляли и что он остался жив.

Зная коварство Малкина, можно было бы предположить, что это он преднамеренно пустил такой слух. Но зачем? Чтобы соратники Рябоконя быстрее выходили из плавней? Но они вышли бы, лишь точно зная, что Василий Федорович не расстрелян. И кроме того, свидетельства эти носят такой характер, что невозможно заподозрить их преднамеренность или организованность.

Дочь Василия Кирилловича Погорелова, погибшего от рук рябоконевцев, Пелагея Васильевна Махно так прямо и говорила, что Рябоконь был знаком с Малкиным. Тот положил его в больницу, а потом отпустил: куда хочешь, туда, мол, и иди. Василий Федорович пошел к дочери Марфе, но та боялась, что их всех арестуют. И тогда он ушел к своей сестре в Лабинск.

Восьмидесятилетний житель станицы Староджерелиевской Михаил Лукич Монако сказал мне о том, что они в станице никогда не сомневались в том, что Василий Федорович Рябоконь жив. Да и многие люди видели его.

Как вспоминала Ульяна Епифановна Гирько, жена Андрея Лазаревича Гирько, ловившего Рябоконя, где-то в 1956–1957 годах, в сельский совет станицы Староджерелиевской, его председателю Белякову Александру Филипповичу, приходила откуда-то бумага с просьбой дать характеристику на В.Ф. Рябоконя. Ульяна Епифановна работала в сельском совете техничкой, а потому и знала об этом.

Кума Василия Федоровича Ефросинья Михайловна Барсук, прожившая сто три года и умершая в 1986 году, не болевшая и пребывавшая в доброй памяти, за два года до смерти поведала своему внуку Николаю Антоновичу Соколовскому тайну. Рассказала о том, что где-то в шестидесятых годах на Лебеди приезжал Василий Федорович Рябоконь.

Она ведь хорошо его знала и ошибиться никак не могла.

В молодости она была в Екатеринодаре в прислугах в богатом доме. Помнила, как приходили какие-то странные люди к хозяину и требовали денег на революцию: не дашь, спалим фабрику…

Рассказывала, что уже в молодости Василий Федорович отличался активностью. На хуторе жили какие-то сектанты, собиравшиеся в молельном доме. И вот однажды она пошла туда ради интереса. Вдруг заходит Василий Федорович и шепчет ей на ухо: «Кума, а ну мотай отсюда, сейчас будем разгонять этих убогих…» И якобы действительно разогнали. Во всяком случае, хуторянам запомнилась комическая картина, какую нарочно не придумаешь. Какой-то мужик, выскочив в переполохе из этого молельного дома, попал головой в драбыну (лестницу) и с ней на шее бежал домой по улицам хутора. Его испуг был столь велик, что когда он подбежал к своей хате, то никак не мог понять, что же ему мешало попасть в дверь…

Рассказывала Ефросинья Михайловна и о том, что в память о Василии Федоровиче у нее сохранилось подаренное им ожерелье. Когда уже позже она попыталась его сдать в магазин, то там немало удивились драгоценности, спрашивая: «Откуда у вас это, бабушка?» Не могла же она признаться, что это — подарок самого Василия Федоровича Рябоконя…

Может быть, он действительно приезжал взглянуть на родное пепелище и попрощаться с родным хутором навсегда. Ефросинья Михайловна видела, как белая «Волга» проехала сначала на Золотьки, где когда-то был дом Рябоконя, потом по улицам хутора. Неподалеку от нее остановилась, из нее вышел пожилой худощавый человек. Конечно, он узнал свою куму, Фросю Барсук, но вида не подал. И когда уже сел в машину, через заднее стекло оглянулся. По тому, как она пристально смотрела ему вслед, как комкала темно-синий фартук в горошек, прикладывая его к глазам, он понял, что она тоже его узнала…