Отряд - Олег Артюхов

отбросить пустые автоматы, схватиться за пистолеты, а потом и за ножи. Сами знаете, я человек мирный, не имеющий ни малейшей тяги к душегубству, и, если меня не трогать, то и мухи не обижу, но, если тронуть, во мне просыпается даже не зверь, а вообще непонятно кто. По телу прокатилась волна пламени, и жаркими волнами заплескалась кровь.

Сшиблись две силы. Рукопашная схватка украла чувство времени, и среди мелькания картинок сознание только выхватывало вспышками распяленные от ярости рты и белые от ужаса и отчаяния глаза. В ушах стоял сплошной гул битвы. Нож застрял в шейных позвонках. Бросил и дрался руками. Потом откуда-то взялась лопатка, и снова брызнул фонтан крови.

Пелена спала с глаз вместе с затихающими звуками боя, и ярость сменилась угрюмой пустотой. В тылу, кажется, тоже всё стихло. Мы с Дитрихом стояли, как две тёмно-красные статуи, с головы до ног забрызганные кровью. Я дышал до одури, и сердце едва не выпрыгивало из груди. Дитрих шатался, со свистом рывками втягивая воздух, и, глядя на его мучительное дыхание, я морщился от жалости к нему.

– Славно… повоевали, командир, – наконец прохрипел он, безуспешно пытаясь воткнуть нож в чехол, глядя полинявшими от избытка адреналина глазами. На его осунувшемся забрызганном кровью лице едва шевелились потрескавшиеся губы.

Покачиваясь от чудовищного изнеможения, я огляделся, проведя языком по сухим губам. Вокруг раскинулось царство смерти. Тёмную сентябрьскую природную зелень теперь поглотили чёрные, серые и бордовые цвета. Неподалёку стояли ещё трое наших, в которых я с трудом узнал Рокки, Дока и Марка.

Ноги подкосились, и не заморачиваясь на вопросы морали, от тошнотворной слабости я бессильно опустился на труп и опустил руки. Чувства исчезли, уступив место опустошению и немыслимой усталости. Тело просило пощады.

Постепенно отдышались, и на позициях началось движение. На дороге из дымного марева выполз наш запылённый и закопчённый танк. Справа ребята приводили в порядок свою БМПшку. Рокки вернулся в машину и принялся чиститьот пыли и нагара пулемёт и набивать пустые ленты. Поднявшийся ветерок, наконец-то, отогнал дымную пелену и на окраине села стал виден наш БТР, у которого тоже суетился кто-то из мужиков.

Превозмогая невыносимую немочь, я щёлкнул по микрофону:

– Внимание. Здесь Бор. Доложить о потерях и боеготовности.

Как и следовало ожидать, в жуткой мясорубке выжили все, и даже сохранили технику и оружие. Неплохо. Однако боеприпасов почти не осталось. Надо отправить бойцов на сбор трофеев. Я оглянулся. Боже мой! Кого отправлять? Все вымотались и измучились. Ладно, разберёмся

Однако получаса хватило, чтобы очухаться. Постепенно бойцы начали приходить в себя, и, кто как мог, пополнял боезапас. А я не отводил взгляда от испачканных кровью часов. Конечно, семь часов пополудни летом – ещё не вечер, но пора бы уже и появиться подмоге. И я взялся за спецсвязь. Не хотел из-за большой вероятности прослушки феэсбешниками, но взялся:

– Бор вызывает Батю. Приём.

– Слушает Батя, – прохрипело в рации, – как вы там? Держитесь?

– Мы-то держимся, но уже из последних сил. Отбили четыре атаки в окружении. Боеприпасы закончились. Дерёмся врукопашную.

– Потерпите чуток. Скоро сами услышите.

– Надеюсь, – я выключил рацию, повертел её в руках и далеко забросил в заросший пруд.

Щёлкнул по микрофону:

– Здесь Бор. Марк ответь.

– Марк на связи.

– Запускай свою птичку.

– Нет больше птички. Прямое попадание. Тонкая аппаратура. Мины тоже закончились. Так что теперь я только автоматчик.

– Ладно. Закончим бой, достану я тебе новую птичку, только не плачь.

– Ха-ха-ха. Достанет он. Ну-ну. В остальном всё нормально.

«Ни хрена себе нормально», – подумал я, услышав нарастающий гул канонады. Но, к моему удивлению, на этот раз стреляли не в нас. И канонада, и гулкий рокот взрывов доносились со стороны Дебальцево. Грохот усиливался с каждой минутой. В той стороне поднялись и начали расширяться тучи тёмного дыма, сливаясь в огромный купол. В воздухе сверкали росчерки сотен ракет. Вот, могут же, когда захотят! Интересно, откуда у ополчения столько стволов?

Через полчаса, когда грохот канонады немного утих, раздался крик:

– Воздух!

Все попадали на землю, упал и я, отчаянно сожалея, что поблизости нет ни одного ПЗРК. Но есть крупнокалиберный «Корд»! Я вскочил и скачками бросился к стоящему в двадцати шагах «Тигру», в люке которого одиноко торчал пулемёт.

Так. Лента на месте. Взвёл. Ствол вверх. Ну, где ты, сволочь!

Пара штурмовиков заходила на атаку с юго-запада. Низко идут, быстро, могу не попасть, во всяком случае, пугну. Самолёты приближались со снижением прямо на меня. Очень хорошо. И упреждения брать не надо. Я перевёл планку прицела на максимальное удаление. Они быстро росли в прицеле. Я нажал на гашетку. Навстречу стервятникам понеслась огненная трасса, а у них из-под крыльев сорвались ракеты.

Перспектива умереть именно сейчас сильно огорчила. Но время вышло. Жизнь отсчитывала последние секунды, которые позволили подвести черту.

Всё это время я пёр напролом, радовался или злился, порой кляня судьбу. Наверно зря обидел тётку. Ведь она, видимо, желая добра, не раз пыталась меня удержать на краю. И вот я смотрю на приближающуюся смерть, а в душе только досада и опустошение. Промелькнули широко распахнутые, полные недоумения глаза друзей. Через мгновение наши пути-дорожки разойдутся и канут в вечность. Сердце дало сбой, и последнее, что я увидел, как трасса моей очереди чиркнула по кабине штурмовика.

Мир потемнел и начал вращаться. Раздался зычный трубный звук. Потом всё. Темнота и тишина. Никогда не думал, что они могут быть такими желанными.

ГЛАВА 15.

Сколько я болтался в абсолютной тьме без верха и низа сказать не могу. Но мне это порядком надоело и возникло желание увидеть свет. И вспыхнул свет. Теперь я купался в океане света без форм и теней. И та, и другая крайности раздражали, и я отринул их. Тогда свет и тьма стали с нарастающей скоростью меняться местами, пока не остановились где-то посредине, открыв вид знакомого круглого зала с высоким потолком внутренними балконами и множеством дверей. Не удивительно, что вся эта свистопляска загнала ум за разум.

Справившись с секундной растерянностью, я окинул взглядомдо боли знакомое место. Как и в прошлый раз в центре зала стояло вычурное кресло, в котором сидел мальчишка в чёрном обтягивающем костюме с едва заметными блёстками. Он сидел в свободной позе, положив ногу на ногу, привалившись к правому подлокотнику, уперев кулак в щёку, и разглядывал меня с живым интересом. В его взгляде сквозило понимание и сочувствие.

– С возвращением, Павел. Присаживайся.

Я оглянулся, и в прежде пустом зале позади меня появилось такое же