Отряд - Олег Артюхов

кресло, а между нами – низкий столик в том же вычурном стиле. Непонятно почему-то я взволновался, а в таком состоянии я обычно теряю края и начинаю говорить всё, что думаю. Вот и сейчас тяжёлые и злые мысли рвались наружу, и я не смог остановиться, словно кто-то за язык потянул:

– Насколько я понял, эта моя миссия закончилась. Я сделал, что смог, а потому имею право спросить: был ли смысл в тех жутких событиях? Удалось ли ценой тысяч жизней и смертей, моря крови и невыносимых человеческих страданий исправить нечто эфимерное и неосязаемое, известное только высшим существам? Довольны ли они суетой букашек под их ногами?

На побледневшем лице мальчишки ослепительно запылали глаза, однако мгновением позже вспышка угасла, он ответил, и в его голосе послышались доброжелательные интонации:

– Проще говоря, ты хочешь спросить, стоит ли некое, никому непонятное изменение хода истории тех жертв, которыми оно оплачено, и не забавляется ли кто-то могущественный, глядя на страдания людей?

– Именно.

– Запомни, вся история человечества и не только человечества оплачивается только так: жизнями, судьбами, страданиями и подвигами. В историческом потоке событий у любых цивилизаций в ходу только эта валюта. Не ты, так вас, не сегодня, так завтра. Такова суть и способ сосуществования социальных сообществ. Ваши учёные Дарвин, Шпенглер, Тойнби, Данилевский кое-что попытались сформулировать из этих законов. Не всё, конечно, и напутали немало.

– Послушай, я уже третий раз общаюсь с тобой, и, насколько понял, ты являешься одной из центральных фигур всего этого бедлама. Из вежливости хотелось бы называть тебя по имени. И, кстати, зачем тебе такой невыгодный образ?

– Если тебе так легче общаться, зови меня Деми, ДЕМИУРГ слишком длинно. А мой вид соответствует возрасту нашего мироздания. Тоесть, если приравнять время существования нашей вселенной к жизни человека, то ей столько, насколько я выгляжу.

– А Филька? Он кто, и где сейчас?

– Он – это одна из множества моих функций, обладающая некоторой самостоятельностью и довольно своенравным и сентиментальным характером. У него много имён. Для тебя пусть он остаётся Филькой. На самом деле он воплощённый ПРИНЦИП СПРАВЕДЛИВОСТИ, а по сути добрый и честный малый. Кстати, скажу по секрету, именно Филька организовал и режиссировал обе коррекции причинно-следственных кризисов и лично в них участвовал.

Вот это да-а! Я не верил своим ушам. Филька – это не личность, а принцип, функция. Некая абстракция и живое существо в одном флаконе никак не монтировались в моём сознании.

– Что-то в этот раз я его рядом не видел.

– Вернее не разглядел. А он там находился и очень близко. Неужели не почувствовал?

– Дитрих!

– Он самый.

– Жаль не пообщались толком. В смысле в его истинном облике.

– Зря жалеешь. Если бы он предстал перед тобой не аватаром, а в своей истинной сути, от тебя не осталось бы даже элементарных частиц.

– Всё равно жаль. Всё-таки он мой друг.

– Ладно, не ломай голову попусту. Ведь тебя сейчас гложет другой вопрос: каков итог всех твоих усилий? Скажу сразу: история изменилась, глобальной ядерной катастрофы не будет. Что произойдёт дальше? Время покажет, вы, люди, такие непредсказуемые, прямо, как дети со спичками.

– Ну, хоть это радует. В смысле, что войны не будет. И всё-таки интересно, в каких тайниках хранится подлинная история мира?

– В своё время узнаешь. Однако тебе пора возвращаться. Здоровое и сильное тело ждёт тебя. Занимай его и радуйся жизни. А между нами скажу сейчас крамольные вещи. Порой меня одолевает зависть к вашей короткой, но такой интересной жизни, полной страстей, эмоций, идей, любви, надежд, радостей и печалей. Но тебе пора. Прощай, и знай, это не последняя наша встреча. Ты слишком близко общался с бессмертными, что всегда накладывает отпечаток и меняет суть, ибо ты становишься похожим на нас.

Я не успел ответить. Деми исчез, а вид зала изменился. Он начал скручиваться по часовой стрелке, превращаясь сначала в цветную спираль, а потом в длинный туннель. Вращение передалось и мне и затянуло в тёмную воронку со светлым пятном в конце. Неведомая сила потащила и выбросила меня в мой мир.

Когда зрение восстановилось, я обнаружил себя лежащим на больничной койке, опутанным проводами и трубками, мокрым от пота с часто колотящимся сердцем и ясным сознанием.Кажется, я и впрямь вернулся к действительности. Теперь я – это я, Павел Кравцов в теле своего племянника. Тоесть я и есть этот племянник Павел Смирнов. Тьфу, совсем запутался с этими переносами сознания. Вот, что значит, пришёл в себя, а там никого нет.

Услужливая память всплывала волнами, быстро перелистывая страницы воспоминаний. Застоявшаяся кровь начала пульсировать в сосудах и погнала тепло во все закоулки тела. Я смотрел, слушал, чувствовал, наслаждался, хотя моё невыгодное положение всё-таки мешало чёткости мысли.

Скосив глаза, я разглядел попискивающий следящий монитор, ритмично моргающий огоньками. Рядом с ним в стене виднелась красная кнопка срочного вызова.

Пошевелив сначала руками и ногами, я прислушался к ощущениям, потом повертел туловищем и чуток приподнялся. Кажется, всё нормально, но жутко затекли спина и шея. А раз всё нормально, то пора возвращаться к жизни. Слишком много дел накопилось, чтобы валяться, как чурка деревянная. Нажать красную кнопку не составило труда.

Я спокойно лежал и ждал кого-нибудь из персонала, медсестру или врача. И он явился, да, не один, а с двумя сёстрами, которые таращились на меня, как на привидение, вернее, на выходца с того света. Что, кстати, было недалеко от истины.

– Владимир Анатольевич, смотрите какие показатели! Не может быть!

– Анечка, быстро тащи кардиограф, – выслушав сердце и лёгкие, проговорил врач, – Света, что с давлением?

– Сто двадцать на семьдесят

– М-да-а! – врач схватился за подбородок, – а ну-ка, сними повязки!

От этих слов я слегка напрягся, поскольку по опыту знаю, что отдирание присохших к ране бинтов – одно из любимых развлечений медиков и разновидность изощрённой пытки для пациентов. А ещё хитрые врачи, ласково заглядывая в глаза, всегда спрашивают: дружище, где болит? А потом именно туда и безжалостно давят.

– Ой, Владимир Анатольевич, смотрите, послеоперационные швы совсем исчезли! – потрясённо проговорила медсестричка, слегка заикаясь. Другая так и не вышла из ступора и стояла столбом, разинув рот.

– Та-ак. Давление отличное, на ЭКГ абсолютная норма, дыхание ровное, цвет кожи и слизистых – лучше не бывает. Тургор прекрасный. Почему-то мышечная масса и рост увеличились. Ничего не понимаю. – Врач морщил лоб и задумчиво кусал губы. – Надо смотреть анализы, но навскидку он здоров и даже более того. Света биохимию и клинику крови и мочи в лабораторию по цито!