Развод и девичья фамилия - Татьяна Устинова

– Мне Шмыгун с утра названивает, – сообщил Батурин, –каяться хочет. Знаешь, я думал, что это Костик ворует.

– Знаю, – согласилась Кира.

– С чего это он решил каяться?

– Его Сергей запугал. Сначала поймал, а потом запугал.

– Иди ты! – неинтеллигентно и весело удивился Батурин.

– Ну да. Ты видел Гальцева?

– Видел.

– Как ты думаешь, они не решат, что налет на офис организовалая? Чтобы замести следы предыдущего преступления?

– А что? – спросил Батурин. – Он опять намекал?

– Гриш, я с ним даже не разговаривала. Просто, несмотря нато, что вчера мы все вернулись живыми с передовой, все остальные проблемыостаются в силе. Как это ни странно.

Сергей велел никому не рассказывать о том, что ей предстоитсделать. Даже Батурину. Но у Киры было свое мнение на этот счет, которое несовпадало с мнением мужа. Кажется, раньше он был бывший.

– Гриш, – сказала она решительно, – мне нужно с тобойпоговорить. Только сначала ответь мне на один вопрос.

Батурин внезапно напрягся, и Кира заметила это.

В чем дело? Какой вопрос может оказаться таким неприятнымдля железобетонного Батурина, что он даже не может этого скрыть?!

– Гриша, – начала она, разглядывая его лицо. Лицо было каклицо. – Ты приезжал ко мне в Малаховку? Когда я там засела и статью писала?Приезжал?

Батурин моргнул. Почему-то он ожидал, что вопрос будет проАллочку Зубову. Вопрос и какая-нибудь сочувственная речь в том смысле, что,несмотря ни на что, он ей не пара.

Почему он решил, что про Аллочку?

Потому что сам он думал только о ней, вот почему. О ней и отом, что с ним случилось вчера – на переднем сиденье “би эм дабл'ю”, будь оннеладен, а потом в ее квартире.

Мировая катастрофа. Парад планет. Любовь до гроба.

– В Малаховку? – переспросил он и полез за сигаретами. – Ну…да. Приезжал.

– Зачем?

Он вздохнул, как слон на водопое.

– Поговорить хотел с тобой! Постоял, постоял, покурил иуехал. А откуда ты знаешь, что приезжал?

– От соседей. Они тебя засекли.

– Точно, – Батурин улыбнулся, – дедок в шубе. Шубакоричневая, вытертая, вроде цигейковая, шапка меховая, клетчатый шарф иваленки. Прошел сначала в одну сторону, а потом вернулся с другой.

– О чем ты хотел говорить?

– Да все о том же! О том, что у нас ворует кто-то! Я былуверен, что Костик, и хотел тебе сказать, а потом не стал. Решил, что ты егоприкроешь, позвонишь своему Николаеву, и скорее турнут меня, чем Костика. Мне…не хотелось терять работу.

– Конечно, – согласилась Кира.

– Пойдем под крышу, – попросил Батурин и потянул вверхворотник куртки, – вымокнем совсем.

– Нет, – решительно сказала Кира, – здесь по крайней мереточно никто не подслушивает. Можем посидеть в твоей машине.

Тут Григорий Батурин вдруг так смутился, что уши у негостали отчетливо красные, а щеки коричневые, как будто его на секунду макнули введро с разными красками.

– Я сегодня… не на машине, – выговорил он и посмотрел нанебо. Так всегда смотрел Кирин сын Тим, когда с ходу не мог придумать, как бысоврать поубедительнее. – Я сегодня… своим ходом. Вчера мою машину отогнали, ая пока еще…

Что такое? Из-за машины так проняло?!

– Можем в моей посидеть.

– Не надо сидеть, – быстро сказал Батурин, – давай уж здесь.

Кира пожала плечами:

– Я тебе расскажу, а ты сам решай. Это все тоже Сергейпридумал. Но я должна сказать, что это… неплохо. – Она улыбнулась и вытащиласигарету из батуринской пачки. – Я даже не ожидала, что он может так придумать.

Она рассказывала, а он слушал. Просто слушал, никак невыражая своего отношения. Кира нервничала.

– Пистолет у меня в сумке, – сказала она напоследок, – ядаже не знаю, что будет с Гальцевым, если он его у меня найдет. И со мной тоже.

– С тобой-то как раз понятно – задумчиво произнес Батурин. –Посадят тебя лет на десять, только и всего.

– Я не могу, – решительно возразила Кира, – у меня ребенокмаленький. И муж – тонкая натура.

Батурин посмотрел на нее, и они улыбнулись друг другу.

– Только все это нужно делать не так, – решительно заявилон. – Ты молчишь как рыба. Ни с кем не разговариваешь. Смотришь в пол. Уходишькурить каждые пять минут, а сумку оставляешь на стуле. Информационную поддержкуобеспечу я, хорошо? Я в институте проходил, как формируются направленные слухи.

– Как?! – изумилась Кира. – И это тоже?! Не только как изавтомата стрелять, но и как слухи формировать?!

– Ну конечно. Только автомат я проходил не в институте. Богдаст, клюнет кто-нибудь. Хотя я даже представить себе не могу, кто из наших…

– Вот именно, – тихо сказала Кира. – Пошли.

Пусть кто угодно, думал Григорий Батурин, глядя в еестриженый затылок, пусть хоть она сама, только не Аллочка Зубова. Она ведь тожебыла “из наших”. Любовь до гроба, твою мать. Парад планет.

Все утро Сергей просидел за компьютером своего сына,рассматривая фотографии красоток в немыслимых платьях и без них, в бикини, всверкающих юбочках из бисера, в лифчиках из драгоценных камней – чувственные,холодные, нарочито равнодушные, соблазнительные, строгие, изысканные,вульгарные, почти одинаковые из-за глянца и лака, покрывающего не только лица итела, но, кажется, и мозги тоже.

Он не просмотрел и трети, когда неожиданно понял, чтовыбирать красоток – занятие очень утомительное и невкусное.

Нужно было досмотреть до конца, и он снова началперелистывать лица, бюсты, попы – все дивной красоты, – и Валентина, как назло,куда-то подевалась, сварила бы кофе, он бы хоть попил!

Он так прилежно листал бюсты и попы еще и потому, что емуникак нельзя было думать о Кире и о том, что случилось с ней вчера, и о том,что чуть не случилось с ним. От этих мыслей он раскисал, а ему нужна быласвежая и соображающая голова.

В его компьютере время шло назад – фотографии красотокнезаметно, но неумолимо менялись. Поубавилось блеску и шику, улыбки стали менееуверенными, а зубы менее белыми, потому что десять лет назад никто в этойстране слыхом не слыхивал про вставные американские челюсти. Платьица сталипобеднее и попроще – одно плечо голое, на втором блескучая застежка. Сцена, накоторой паслись красотки, казалась темноватой, декорации убогими. Пропостановщиков шоу тогда тоже еще никто не слышал.