Двое - Адель Паркс

так мне казалось. – Я вздыхаю. Я не уверена, что она это слышит. Вероятно, вздох заглушает звук разбивающихся где-то под нами волн. Я поскальзываюсь. На мне пара старых потрепанных кроссовок Фионы. Когда мы выходили из дома, я нашла их под скамьей у двери и всунула в них ноги, не потрудившись нормально их зашнуровать.

– Упс. Тебе нужно быть осторожнее, – говорит она, подхватывая меня за руку. У нее крепкая хватка. Она сможет меня удержать. Обезопасить.

– Я никогда не думала, что это продлится. Каждую нашу встречу я считала последней. Говорила себе, что так должно быть. Но я просто не могла ему отказать.

– Хрень это, – перебивает Фиона. – Полнейшая гребаная хрень. – Я моргаю, удивленная ее взрывом. В наших отношениях мы иногда указываем друг другу на ошибки. Я часто оказывалась в неловком положении, где мне приходилось говорить Фионе, что ее последняя интрижка ни к чему не ведет, например, но я удивлена ее злобой, звучащей в ее ругательствах в данный момент, во время этого сокровенного признания. – Ты наверняка тысячи раз могла отказать ему. Прежде, чем в первый раз вошла в ресторан на свидание с ним, прежде, чем села за его столик или согласилась на второй бокал вина, села в такси, вошла в лифт, улеглась к нему в кровать. Прежде, чем пошла с ним к алтарю, в конце концов.

– Ну, да.

– Но ты этого не сделала.

– Нет, не сделала. – Мне не стоит удивляться гневу Фионы. Ярость посыпется на меня со всех сторон. От моих сыновей, братьев, матери. Мне нужно быть готовой к этому. Вынести его. Я вспоминаю момент, когда легла с ним в постель. И после, виды на Тауэр, Лондонский мост и «Белфаст», которыми я наслаждалась сквозь окна нашей квартиры. Это места, куда я водила мальчиков. Ходила с ними кругами все больше угасающего интереса. Вороны, убийства, битвы – ничто не заинтересовало их так, как может увлечь видео на YouTube.

– Ты была пьяна? – спрашивает Фиона. Теперь дождь цепляется за нас обеих, не сильный, но настойчивый. Создает пленку, похожую на целлофан, будто разделяющую нас. Мокрые волосы лезут мне в глаза, но я держу своей здоровой рукой вино, поэтому не могу убрать их. Фиона настаивает: – Ты была пьяна, когда в первый раз переспала с ним? Когда начала все это?

Я смотрю на бутылку в своей руке и осознаю, что очень пьяна сейчас. Все размыто. Я нетвердо стою на ногах. Я мягко выпускаю бутылку, и она падает на мягкую землю. Фиона не замечает этого в темноте. Я призываю правду: – Нет, я не была пьяна. Я не могу оправдываться этим. Отчасти мне хотелось бы. Люди бы тогла лучше это понимали. Им было бы легче простить, но я не была пьяна – или, даже если была, это не вина алкоголя, а что-то большее. Может, возможность. Может, неизбежное.

– Ты пожадничала. – Фиона повышает голос, чтобы я услышала ее сквозь шум моря и ветра.

– Да, так и есть, – признаю я. Потому что это правда. По сути. Я пожадничала.

– Я не понимаю. У тебя был постоянный партнер в жизненных приключениях в лице Марка, но тебе этого было мало. Тебе надо было загрести себе еще одного.

– Ну, я не так это воспринимаю. Я…

– Нельзя жить две жизни сразу. Ты всего один человек. Одно тело. Ты должна выбрать одну. Почему тебе одной не хватило? Тупая ты сука. У тебя уже все было. – Фиона бросает оскорбление с улыбкой, но я не могу притворяться, что она не пытается на меня наехать. Она явно не просто запуталась. Она не кричит, чтобы перекричать шум моря, она делает это потому, что по ее мнению меня нужно отчитать. Я останавливаюсь и поворачиваюсь к ней, это меньшее, что я могу сделать. В прошлом я много раз видела, как Фиона выходит из себя. Она воплощение огненной рыжей бестии. И все же меня шокирует, что ее лицо искажено гневом почти до неузнаваемости. – Ты хоть представляешь, какая свобода в том, чтобы просто отправить сообщение, простое гребаное сообщение о своих мыслях, не задумываясь по два, три, четыре раза, как он это может истолковать?

– Чего? – спрашиваю я.

– Когда ты замужем, понятие «слишком сильный напор» уже не существует, не так ли? Ты не можешь быть сумасшедшей навязчивой женщиной. Это такая чертова роскошь. Ты знаешь, как тебе повезло, что ты могла быть полностью, на сто процентов собой, потому что в этом суть брака?

– Ну, не для меня, – замечаю я. Она яростно фыркает. Она в бешенстве, но, задумавшись на мгновение, она должна понять, что у меня в браке никогда этого не было. Наоборот. Наличие двух мужей стоило мне возможности быть собой.

– С которым из них ты планировала состариться? Или ты собиралась ковылять на ходунках между ними туда-сюда?

– Я не знаю, – запинаюсь я. – Я не думала о таком далеком будущем.

– Да ты вообще не думала, а? Как насчет периодов болезни? Кто за тобой ухаживал? Один из них, это уж точно. Ты никогда не была одна. Тебе никогда не приходилось выползать из кровати и тащиться в аптеку за салфетками и парацетамолом. Они, наверное, считают, что ты очень милая, когда вся в соплях, да?

Очевидно сейчас не время говорить ей, что я ни разу не заболевала так, чтобы валяться в кровати, за последние четыре года. Матерям редко выпадает шанс разболеться в постели; матерям с двумя мужьями он вообще не предоставляется. Мне нужно было продолжать.

– Когда ты болела, я приносила тебе куриный бульон. И ходила в аптеку, – напоминаю я ей.

Это правда – иногда Фиона была мне как третий ребенок. Я все бросала, чтобы помочь ей. Как она сделала бы для меня. Даже теперь. Не так ли? Сейчас она злится на меня, но мне просто нужно перетерпеть шторм. Она простит меня. Конечно, простит. Зачем еще ей спасать меня и привозить в безопасность?

– Мне тяжело с этим, Кэйли. Потому что я не знаю, кто ты. Что ты думаешь и чувствуешь, что ты говоришь, что ты делаешь. В тебе нет ничего последовательного! А без последовательности ты ничто. С таким же успехом можешь умереть. – Я отшатываюсь от нее. Это просто выражение, говорю я себе. Люди так говорят, но не имеют этого в виду. Только вот всю прошлую неделю мне это казалось настоящей возможностью. С таким же успехом я могла умереть. Как она может мне такое говорить? Она уничтожающе смотрит на меня и добавляет: – Ты не можешь быть в двух командах сразу. Тебе нужно выбрать сторону. Скажи, которого ты любила больше?

– Я не понимаю, почему это имеет значение.