Девушка, женщина, иная - Бернадин Эваристо

я тебя защищала, я о тебе заботилась и перегрызла бы горло любому, кто попробовал бы нас разлучить

Дейзи

ушла из дома и поклялась больше никогда не обмолвиться ни словом с матерью, слишком слабой, чтобы противостоять отцу, которого больше заботило, что говорят о нем другие, чем собственный ребенок

она нашла работу – делать искусственные цветы на шляпной фабрике – и снимала жилье вместе с Руби, такой же молоденькой, с пятилетним сыном Эрнестом, названным так в честь моряка, который ее обрюхатил и исчез

откуда-то из Адена на Красном море

Грейси, ты можешь себе представить красное море?

Дейзи

повсюду таскала с собой Грейс на перевязи, так как ее некому было оставить, кто заслуживал бы доверия

после того как родня порвала с ней всякие отношения

только не Руби, которая и собственного-то сына редко мыла

а я тебя, Грейси, мыла каждый день в бадье из-под напорной трубы, а воду грела на очаге, где мы тушили овощи в чугунке

ты у меня становилась кристально чистой, и твои милые кудряшки блестели, как капли росы

а у бедного Эрнеста на голове были колтуны, его мамаша часто припозднялась, и я не пускала его в грязный переулок, заваленный мусором и битым стеклом

да, я за ним присматривала, но забрать его совсем не могла, он же не мой ребенок

уж не знаю, что из него вышло, так как вскоре мы перебрались в комнату к Мэри, тоже работавшей на фабрике, она жила с мужем и тремя детьми, и дополнительные деньги для них были не лишними

Дейзи

обещала дочке вывезти ее на природу

хочу увидеть, как ты носишься в высокой траве, как солнце освещает твое карамельное личико, и ты кричишь: «Мама, ты меня не поймаешь, ты меня не поймаешь!»

обещала дочке, что еще найдет себе мужа, который их обеспечит, плотника, который сколотит мебель для их коттеджа из трех комнат плюс ванная и настоящий, не во дворе, туалет, на кухонном столике живые цветы, в духовке печется хлеб, вокруг прекрасный воздух и рядом чистая река, где можно каждый день купаться

летом

Дейзи

не могла предположить, что у нее начнется сухой кашель, усугубляемый угольной пылью

мне нельзя болеть, сказала она восьмилетней дочери, и я не могу позволить себе доктора, а если возьму больничный, то мне не заплатят и могут не взять обратно

кто будет нас кормить, Грейси?

мама, я буду тебя кормить

у Дейзи

диагностировали туберкулез, после того как ее напарницы пожаловались начальнику, что она их всех перезаражает

приехал врач, осмотрел ее и отправил на карантин в туберкулезный санаторий

где всех быстро ставят на ноги

* * *

Мэри взяла девочку под свое крыло, пока Дейзи не поправится (чудеса иногда случаются)

но всякая дрянь

забившаяся в легкие

пожирала ее изнутри

и тогда Мэри, выросшая в приюте для девочек

упросила миссис Лэнгли, которая до сих пор возглавляла это заведение, взять девочку к себе – время самое подходящее, поскольку одну девочку как раз взяли на работу

была зима, она довела Грейс до приюта и ласково прижала к себе

пока-пока, здесь за тобой будет хороший уход, тебя научат всему необходимому

Грейс видела, как Мэри удаляется в черных, растрескавшихся ботинках, в рваном, стелющемся по грязи платье, завернутая в коричневую шаль, копну волос, похожую на птичье гнездо, венчала шляпка с искусственной оранжевой розочкой, сделанной руками Грейс

пока-пока, Грейси, крикнула она сдавленным голосом, не оборачиваясь, и вскоре скрылась за воротами

последняя, кто знал ее маму.

поначалу она ходила по приюту как во сне, девочки окружали ее, трогали за волосы, поглаживали кожу, спрашивали, почему она такая темная

мой папа из Абиссинии, отвечала она с гордостью, как будто знала его лично

тебе никогда не бывает стыдно за то, откуда он родом? – спрашивала ее мама и добавляла, что однажды они его найдут, если, конечно, он еще жив – он ведь за мной не вернулся, так что, может, и умер

Грейс рассказывала девочкам, что Абиссиния – это далекая волшебная страна, где люди ходят в шелковых мантиях и коронах с брильянтами, а живут они во дворцах и каждый день едят жареное мясо с картошкой и сырным суфле

на девочек это производило впечатление

другое дело, когда она проснулась с криками, и воспитательница прибежала в спальню проверить, что за ужасы там происходят, а убедившись, что все нормально, сделала Грейс выговор, чтобы та не устраивала спектакля

девочки сказали ей: успокойся, ты ко всему привыкнешь, как и мы, а сейчас прикуси язык и дай нам поспать

тогда она с головой накрылась одеялом, чтобы никто не слышал ее реакции, когда она думает о маме

мама крепко ее обнимала, когда они вместе спали, и говорила:

Грейси, ты моя, и я тебя никогда не отпущу

и на фабрике так и было, но вот пришли мужчины в белых халатах и масках и насильно увели маму

а она брыкалась и кричала: Грейси, я за тобой вернусь, я за тобой вернусь

всякий раз, когда раздавались удары щеколды в виде львиной головы о входную дверь, первая мысль Грейс была: это мама стоит на крыльце, руки на бедрах, на лице улыбка, как будто они до сих пор играли в какую-то игру

ну что, Грейси, соскучилась? беги за курточкой, дружок, мы едем домой

* * *

потребовалось немало времени, чтобы Грейс оставила надежду на то, что мама за ней придет

еще больше, чтобы она перестала ощущать разливающееся в животе тепло при одной только мысли о маме

еще больше, чтобы она стала забывать мамино лицо

ночами она теперь грезила о папе

который вернется, чтобы ее спасти

и увезти в рай

Грейс научили ухаживать за собой и за приютом, первое ей нравилось – мама говорила, что это близко к набожности, – а второе не очень

научили украшать свое платье пуговками, ленточками и оборочками, нашивать на воротничок кружево к выходному белому платью, предназначенному для церкви

научили вязать шерстяные чулки, шляпы и зимние шарфы, полировать до блеска черные ботиночки, которые она носила с гордостью, хотя поначалу они ей с непривычки натирали ноги

научили готовить мясо, рыбу и курицу так, чтобы никого не отравить, печь хлеб и пироги и при этом ничего не отправлять в рот во время готовки, а не то отхлещут по пальцам