Шарм - Трейси Вульф

уже больше часа. Сколько времени нужно, чтобы смыть немного драконьей крови?

Дверь распахивается, и Грейс предстает передо мной, румяная и одетая в одну из футболок, которые дал ей Арнст.

– Она набилась мне в волосы, – говорит она, произнося каждое слово медленно и четко. – Ты хоть представляешь, сколько времени нужно, чтобы вычесать подсыхающую драконью кровь из каждой моей кудряшки?

– Полагаю, час и пятнадцать минут, – прикалываюсь я с каменным выражением лица. – Если судить по тому, сколько времени ты там проторчала.

– Вот именно. И, колотя в дверь каждые пять минут, ты не помогал делу.

– Справедливости ради замечу, – отвечаю я, вскинув бровь, – что я постучал в дверь всего три раза – и все это происходило только в последние пятнадцать минут.

– А мне показалось, что ты стучал чаще. – Она фыркает.

– Не знаю, что тебе на это сказать.

Прежде чем она успевает сказать что-то еще, я захожу в ванную и закрываю дверь прямо перед ее носом. Мне не понадобится час, чтобы смыть с себя драконью кровь, но сколько бы времени это ни заняло, мне не терпится начать.

Двадцать минут спустя я возвращаюсь в спальню и вижу, что Грейс сидит по-турецки на середине кровати и поедает сэндвич с подноса с едой у нее на коленях.

– Симпатичное полотенце, – замечает она, фыркнув. – Нияз решил, что нам захочется поесть после «таких усиленных нагрузок». И прислал нам еды.

– Нам захочется поесть? – повторяю я, прислоняясь плечом к косяку, чтобы посмотреть на нее. И, возможно, немного пофантазировать о том, что находится под ее ночной рубашкой – и выпадет ли мне когда-нибудь шанс это увидеть.

– Ну ладно, он подумал, что я могу захотеть поесть. – Она закатывает глаза: – Но он прислал воды для тебя.

Она бросает мне бутылку с водой, я ловлю ее и выпиваю всю – оказывается, мне чертовски хочется пить. И не только воду – но пока что сойдет и она.

Во только Грейс смотрит на меня поверх своего сэндвича; ее влажные кудри ниспадают ей на плечи, а большие карие глаза полны вопросов, которые я не могу прочесть и на которые, вероятно, не знаю ответов.

К тому же я не могу провести всю ночь завернутым в полотенце, так что я делаю то, зачем пришел сюда – беру последнюю чистую пару боксеров из пакета, который дал мне Арнст, и мои черные спортивные штаны, после чего возвращаюсь в ванную, чтобы переодеться.

К тому времени, когда я вхожу в спальню во второй раз, Грейс уже передвинула поднос на комод и сидит в изножье кровати, при этом вид у нее куда более нервозный, чем когда она смотрела в глаза взбешенному дракону.

– В чем дело? – спрашиваю я.

Кажется, она смотрит на какую-то точку за моим плечом, когда говорит:

– Должно быть, ты тоже голоден.

Так и есть. Я чертовски голоден. Но не так, как тогда, в пещере, до этого дело еще не дошло. Я не испытываю острой нужды пить кровь – я чувствую себя некомфортно, но опасность мне не грозит.

– Со мной все в порядке.

– Я тебе не верю. – Она встает и подходит ко мне: – Ты можешь… ну, ты сам понимаешь.

Теперь уже я закатываю глаза:

– Ты же не мой персональный банк крови, Грейс.

– Да, но что, если я хочу им быть? – шепчет она.

Чего-чего, а этого я от нее не ожидал. Тем более что она не сказала ни слова после того, как мы с ней поцеловались. Впрочем, я и сам ничего об этом не сказал.

То, что сегодня приключилось и о чем мы еще не говорили, могло бы заполнить несколько библиотечных томов. Тот поцелуй. Явление драконов, которые все-таки нашли нас. Мертвый дракон, лежащий на лужайке мэра. Раненый дракон, который, возможно, еще вернется. И да, конечно, тот факт, что Грейс оказалась нереально крутой горгульей.

Хотя должен признать, что в данную минуту верхнюю строчку в моем списке занимает все-таки поцелуй.

Скорее всего, именно поэтому на ее лице и читается такая неловкость. Поскольку мы застряли в этом мире, не имея надежды вернуться домой, мы только что сделали огромный шаг в том, что, как я надеюсь, можно назвать отношениями – и она, вероятно, не знает, как теперь обстоят дела между ней и мной.

Как и я сам.

Но я не уверен, подходящее ли сейчас время для того, чтобы это изменить.

Мне не нужно читать ее мысли, чтобы понять, что ей нелегко найти свое место в новом мире, не говоря уже о том, чтобы решить для себя, будем ли мы вместе.

Поэтому я и оставил ее в покое. Я пытался уважать ее потребность во времени, чтобы определиться. Пытался не обижаться на то, что она, похоже, втюрилась в моего брата с первого взгляда, но для того, чтобы просто решить, нравлюсь ли я ей, ей понадобилась целая куча времени.

И сейчас мне приходится отгонять от себя мысли о той светящейся ярко-синей нити, которую я видел в ее голове до того, как мы покинули мою берлогу. Часть меня надеялась, что это не то, о чем я подумал. Часть меня не верила, что это возможно, раз Грейс обыкновенный человек.

Но другая часть меня, та, что поумнее, твердила мне, что Грейс вовсе не обыкновенное человеческое существо, как она утверждает, а значит…

Я сглатываю ком в горле, глядя в ее раздражающе красивые шоколадные глаза. Нет, сейчас не время для серьезного разговора о том, что мы можем – или не можем – значить друг для друга.

Ведь вокруг нас так много нерешенных вопросов, так много неопределенности. Я не стану на нее давить, пока она будет решать, чего именно она хочет от меня.

– А что, если я хочу, чтобы ты выпил моей крови? – спрашивает она опять, вскинув подбородок и прикусив нижнюю губу.

Секунду я всматриваюсь в нее, пытаясь решить, что следует сказать в такой ситуации. Но вряд ли могут найтись подходящие слова, когда думаешь о том, чтобы попить чьей-то крови, так что в конце концов я просто спрашиваю:

– Ты этого хочешь? – Это просто, ясно и по делу.

Вот только Грейс – в типичном для нее стиле – все-таки ухитряется уклониться от прямого ответа:

– Я не хочу, чтобы ты голодал.

– Это не то же самое, как если бы ты хотела, чтобы я попил твоей крови. – К тому же я слишком вымотался, чтобы вникать сейчас в хитросплетение ее чувств. – Давай просто ляжем спать, Грейс. Мы сможем поговорить об этом как-нибудь потом.

Она не сдвигается с места. И продолжает смотреть на меня этими своими большими ласковыми глазами:

– Ты меня неправильно понял.

– А как я должен был тебя понять? – Я поднимаю бровь.

– Вот так. – Она делает шаг вперед, и ее тело почти прижимается к моему. Затем она становится на цыпочки и обвивает руками мою шею. И склоняет голову набок, подставив мне свою яремную вену.

Потому что, хотя обычно она склонна болтать обо всем, сейчас ей не нужны слова. Черт возьми. Как же мне устоять перед ней? Ведь от нее так восхитительно пахнет, она так восхитительно выглядит, и я знаю – отлично знаю, – какой восхитительный у нее вкус.

Это чистое безумие – даже думать об этом.

И все же я думаю об этом. И пытаюсь устоять перед искушением. И ради нее, и ради себя самого. Да, мы поцеловались. Но это был просто поцелуй. Я понятия не имею, что он значит для нее. И уж точно не знаю, что значит для нее это ее данное мне позволение пить ее кровь. Но не должен ли я это узнать прежде, чем все это зайдет еще дальше? Не должны ли мы оба это знать?

– Грейс… – Хотя это убивает меня, я пытаюсь сделать шаг назад.

– Не надо, – говорит она, еще крепче обняв меня за шею. – Я знаю, что ты растерян. Я тоже растеряна. Но пожалуйста, не уходи. Пожалуйста, просто возьми у меня то, что тебе нужно. Я хочу, чтобы ты это сделал.

И она опять склоняет голову набок.

– Почему? – хрипло спрашиваю я, потому что мне необходим ее ответ. Но мои глаза уже смотрят на ямку под ее горлом – на то, как там бьется ее пульс.

– Это нужно и мне самой, – шепчет она. – Мне нужен ты.

И этих восьми коротких слов оказывается достаточно, чтобы свести к нулю самоконтроль, который я культивировал в себе всю свою жизнь, и высвободить то буйство,