Шарм - Трейси Вульф

которое я держал под спудом. Это нужно и мне самой. Мне нужен ты. Как я могу сказать ей «нет», если я и сам чувствую то же самое?

Правда состоит в том, что я не могу этого сделать. Так что я даже не пытаюсь. Теперь уже нет.

Вместо этого я обвиваю рукой ее талию и притягиваю ее к себе, так что изгибы ее тела прижимаются к моему, состоящему из углов. Затем я наклоняю голову и утыкаюсь лицом в шелковистую благоухающую кожу изгиба ее шеи. И просто вдыхаю ее аромат. И даю ей сделать то же самое со мной.

Как только я приникаю к ее шее, мои клыки удлиняются, но это не важно. Нам нет нужды торопиться. Я могу дать ей столько времени на то, чтобы привыкнуть ко мне, сколько ей нужно.

Она издает какой-то требовательный гортанный звук, и моя выдержка начинает рушиться.

Но я продолжаю колебаться до тех пор, пока даже мне становится непонятно, чего я жду. Она готова, она этого хочет, а я отчаянно жажду вкусить ее снова. Но мне кажется, что чего-то все-таки не хватает…

Она проводит рукой по моей шее, зарывается пальцами в мои волосы. И шепчет:

– Хадсон, пожалуйста.

И этого оказывается достаточно, чтобы окончательно разрушить все барьеры. Моего имени на ее устах.

Моего имени.

В ответ я провожу кончиками клыков по ее стройной шее. Ее кожа так тонка, так нежна, что я ощущаю ее сердцебиение под самой поверхностью. Это завораживает. Перед этим невозможно устоять.

И я не могу устоять, когда она выгибается и шепчет:

– Сделай это. Давай.

Последние остатки моего самообладания улетучиваются, и я делаю то, что жаждал сделать уже много месяцев – глубоко вонзаю в нее мои клыки.

И сразу же ощущаю на языке ее вкус – великолепный, сладко-пряный – он переполняет все мои чувства, от него мои колени слабеют, а от выдержки вот-вот не останется и следа.

И это еще до того, как я начинаю пить.

Глава 92

Выпивка за мой счет

– Грейс –

Когда Хадсон вонзает клыки в мою яремную вену, меня пробирает дрожь. Не от страха, не от нервозности, а от внутренней потребности, такой огромной, что я могу думать только о ней. Чувствовать только ее.

Я этого не ожидала. Хотя, возможно, мне следовало этого ожидать, принимая во внимание то, каким получился наш поцелуй. Но он пил мою кровь и раньше – в пещере, – и, хотя это было приятно, это невозможно сравнить с тем, что я чувствую сейчас.

Ничто в моей жизни не было похоже на это.

Меня словно бьет электричеством, меня обжигает жар, идущий изнутри.

Наслаждение – невероятное, неимоверное, безграничное – переполняет каждую клеточку моего тела. Оно одновременно переполняет и сокрушает меня, и мне хочется, чтобы это продолжалось всегда. Чтобы это никогда не кончалось.

Хадсон чуть шевелится, рычит и рукой, обвитой вокруг моей талии, притягивает меня к себе еще ближе, так что наши тела прижимаются друг к другу так тесно, что любое расстояние, которое было между нами – реальное или воображаемое, – кажется теперь всего лишь воспоминанием. И все же я приникаю к нему еще крепче, мне хочется ощутить его всего, ощутить во всех смыслах, в которых один человек может ощущать другого.

Мои пальцы зарываются в его волосы еще глубже, и я тяну их на себя, упиваясь их мягкой шелковистостью, привязывая его к себе чуть сильнее всякий раз, когда мы делаем вдох.

Хадсон рычит громче, его тело, руки и его рот – боже, его рот – становятся еще настойчивее, и он сжимает меня крепче и пьет, пьет.

И наслаждение становится еще острее, так что я уже не могу дышать под натиском всех этих чувств. Я сокрушена, сокрушена полностью, мое тело превратилось в порожний сосуд, умоляющий Хадсона наполнить его.

Молящий о чем-то большем, хотя какая-то часть меня не способна представить себе, что нечто вообще большее может существовать.

Мое тело молит Хадсона дать мне все, что у него есть. Молит, чтобы и я взамен отдала ему все.

Я тихо стону, и Хадсон на мгновение отрывается от моей шеи, чтобы посмотреть, в порядке ли я.

– Не останавливайся, – горячо шепчу я ему в ухо. – Не останавливайся, не останавливайся, пожалуйста, не останавливайся.

На этот раз его рык заполняет собой всю комнату, и он вгрызается в меня еще глубже, притягивает меня к себе еще с большей силой, и экстаз наполняет меня до самого сердца. Я вскрикиваю, мои руки перемещаются с его волос на плечи. Я пытаюсь не упасть, но чувствую, как мои колени слабеют, а кровь обращается в пар.

Мне еще никогда не было так хорошо, как сейчас. Мне еще никогда не было так хорошо, как сейчас.

Хадсон пьет мою кровь, и у меня наступает сенсорная перегрузка, где глубочайшее наслаждение смыкается со сладчайшей болью, они сливаются внутри меня, и больше во мне не остается ничего. Остаемся только Хадсон и я, и этот момент вне времени, и я хочу, чтобы он никогда не кончался.

Но в конечном счете он – как и вообще все – подходит к концу.

Хадсон отстраняется, и я отчаянно цепляюсь за него. Он улыбается и нежно водит языком над следами своего укуса под моим ухом.

– Тебе было хорошо? – шепчет он мне в ухо, пока я нажимаю ладонью на его затылок, чтобы удержать его на месте.

– Более чем, – шепчу я в ответ. Затем отклоняюсь назад, чтобы увидеть его лицо. – А тебе?

Он улыбается:

– Мне никогда не было лучше.

Это вызывает у меня прилив радости:

– Правда?

– О да.

А затем он поднимает меня на руки, относит на кровать и осторожно укладывает меня на нее, тихо смеясь, когда я цепляюсь за него, пытаясь удержать рядом.

– Я никуда не ухожу, Грейс, – говорит он, улегшись рядом со мной и нежно поцеловав меня в губы.

Я не знаю, что это: обещание или просто способ помочь мне расслабиться. Но, как бы то ни было, это срабатывает. Меня начинает клонить в сон, и, отдаваясь ему, я даю то единственное обещание, которое могу дать сейчас:

– Я тоже.

Он улыбается, и я надеюсь, что этого достаточно.

Глава 93

В обнимку

– Грейс –

Я просыпаюсь медленно, и мне так тепло и уютно как не было уже давным-давно. Я не сразу понимаю почему. Оказывается, я обнимаю Хадсона, прижавшись грудью и животом к его спине. И, судя по тому, в какой позе лежит он – соприкасаясь всей поверхностью своего тела с моим, – он наслаждается каждой секундой.

Это вполне устраивает меня, ведь я тоже этим наслаждаюсь.

Я прижимаюсь к нему еще теснее и начинаю открывать глаза, но, если честно, я еще не готова расстаться с ощущением защищенности и безопасности и уж точно не готова думать обо всех тех вещах, о которых мне придется подумать, когда мое сознание полностью прояснится. Эти мысли и так навалятся на меня и сделают это достаточно скоро. Так почему бы мне не насладиться еще несколькими минутами блаженства?

Но оказывается, что мое ерзанье разбудило Хадсона, и, когда он поворачивается и смотрит на меня – улыбается мне, – мысли обо всем, что случилось накануне, разом обрушиваются на меня, готова я к этому или нет.

Поцелуй на крыше часовой башни.

Нападение драконов.

Кровь.

Укус.

И все, связанное с тем, что я оказалась горгульей.

И теплое, сонное ощущение защищенности исчезает без следа.

Его место занимают неуверенность и страх.

Я больше не боюсь Хадсона – я уже очень давно его не боюсь, если я вообще когда-либо его боялась, – но я боюсь того, что чувствую. И еще больше боюсь того, чего не чувствую.

Я знаю, что никогда не вернусь в Кэтмир, никогда не вернусь в мой мир. Никогда не вернусь к Джексону. И самое пугающее в этом то, что это больше не расстраивает меня.

Потому что я уже не та девушка, которая влюбилась в Джексона. Той девушки больше не существует.

И нетрудно понять, что именно поэтому наших уз сопряжения больше нет.

Мои глаза наполняются слезами – из-за него и из-за всего того, что мы потеряли, – но я смаргиваю их прежде, чем они потекут по моим щекам. Потому что исчезли не только узы моего сопряжения с Джексоном. Исчезла и та девушка, которой я была, когда попала