Обратный отсчет: Равнина - Токацин

…У душевой, на обочине дороги, лежал сааг-туул. Четверо Джагулов втаскивали к нему на спину гроздь булькающих бурдюков. Ещё двое кочевников стояли внизу и цепляли бурдюки к «тросам» с присосками. Гроздь становилась всё длиннее.

— Э-эй! — протяжно крикнул кто-то из филков; он стоял на трапе бронехода и смотрел в сторону Гедимина. — Ста-арший! Кро-овь сда-ал?

…На лабораторном столе громоздились кровезаборники, уже наполненные и подписанные. Филк-медик молча прицепил последний пустой к запястью Гедимина, подписал его на ходу, так же молча отцепил и положил в общую кучу.

— Гедимин? — донеслось из-за отодвинутой переборки. — Это ты там?

— Кому ещё, — буркнул филк, не глядя на сармата. — Перед каждой декомпрессией только его и ищут. Тут не хочешь сдавать — ездил бы в Ураниум.

Гедимин, пропустив его бормотание мимо ушей, вышел в соседний отсек. Вепуат, увидев его, радостно ухмыльнулся.

— Последние проверки — и завтра я на воле, — он хлопнул двумя ладонями по перегородке. — Пропустил, конечно, всё на свете.

— Завтра кислотный дождь, — нахмурился Гедимин. — Сиди в лаборатории.

— Дождь в минус сорок? — Вепуат хмыкнул. — Скорее снег. Там есть хоть что-то, что в минус сорок не замерзает?

Гедимин заглянул в передатчик. Новейшие данные по химии были у Альгота, то, что скидывал сармату Айзек, всегда устаревало на неделю-две; но вещества, обычно проливающиеся из атмосферы Равнины, там были — полный список известных на сегодняшний день.

— Любопытно, — пробормотал он, глядя на таблицу. — То, что замерзает при наименьшей температуре, всегда выпадает последним. А при минус сорока… выходит, только оно и не замёрзнет.

— Кислотный снег, — Вепуат ухмыльнулся. — Такого я здесь ещё не видел. С утра отберу у Эгнация скафандр — такое пропустить нельзя.

…Когда Гедимин выбрался из лаборатории, бурдюки со спины сааг-туула уже не свисали, но зверь не ушёл — ему принесли воды и вливали в приоткрытую пасть. Рядом с кучкой Джагулов, обвешанных меховыми хвостами и бусами из зубов, стоял Кенен Гварза, и Гедимин направился к нему.

— Зверь не любит холод, — услышал он голос Джагула. — Будет тяжело ходить, много спать. Но выживет. Раньше Хеллуг уходили с другими в тепло. Здесь никогда не зимовали. Но слышали, как это бывает.

— Следите за зверем, — сказал Гварза. — И за собой. Если холод будет сильнее, чем он может выдержать, мы построим ему укрытие. Кет, что скажешь? Это животное влезет в подогреваемый купол?

Гедимин пожал плечами.

— Должно. Если не долбить купол, много энергии он не потратит. Можно построить хоть на весь месяц.

Джагулы переглянулись.

— Не надо твёрдого воздуха, — нахмурился один из них. — Зверь глотнёт и задохнётся. Лучше ставь стену на том краю холма. Все воины оттуда ушли. Ваши дома тут, как на блюде, — бери и ешь.

Гедимин сдержанно хмыкнул.

— Вы уже пробовали съесть. И не вы одни.

— Кет! — Гварза исподтишка показал сармату кулак. — Вы, Хеллуг, обещали служить Пламени. Вы вроде как воины? Прикройте тот край холма. Мелкую угрозу ваш зверь растопчет. Будет серьёзная — мы услышим, пришлём подкрепление.

Джагулы снова переглянулись, недовольно дёргая вибриссами.

— Воин с одним ножом — конечно, тоже воин… — пробормотал один из них, глядя в землю. Гварза резко качнул головой.

— Оружие вам возвращать рано. Кет, у тебя было к ним дело? Если нет, я отпущу их.

…Текк’ты сгребли песок на дне пещеры в длинный невысокий бархан. Работы было на одну смену, и из «передвижного лагеря» пришли, кажется, одни вожаки. Гедимин насторожился было, но песок перекидали быстро — он дольше возился с подъёмником и разгрузкой, забивая последнюю ячейку склада.

— Купальня… — начал кто-то из Джагулов, когда сармат позвал их к «лифту». Гедимин кивнул.

— Будет. Сразу с подъёма. Ненадолго — смыть песок.

«Надо будет выделить кочевникам банный день,» — подумал он. «Восьмого, в конце недели? Не годится. Тогда моются Скогны. Будет много визга. Тогда — седьмого, в предпоследний день? А девятого, в „понедельник“, поменять все фильтры…»

— Джаарган спрашивал, когда новый призыв, — повернулся к нему один из Джагулов. — Послезавтра он будет в силах, но сам день — очень плохой.

— Пусть сидит спокойно, — отозвался Гедимин. — Пока не потеплеет, никого призывать не будут. Так… Ты ведь Урджен?

Кочевник шевельнул ухом. Гедимин снова вгляделся в шрамы на гиеньем «лице» — их было мало, такие, кажется, получал рано или поздно почти каждый Джагул… для опознания они не годились.

— Ты вождь или жрец? — спросил сармат. Подъёмник полз вверх по шахте — медленно, с тихим скрипом и щелчками.

— Урджен — сновидец, — отозвался кто-то из Джагулов. Остальные согласно рыкнули.

— И вождь? — Гедимин покосился на украшенные пояса «вожаков». Что-то общее в их украшениях было точно, оставалось свести сходства и различия в систему…

— И вождь, — согласился Урджен. — Нет жрецов. Это у Кьюссов. Говорят — боги чаще им отзываются. Кьюссы всегда много говорят…

Гедимин увидел кривую ухмылку.

— Джаарган — кто? — спросил он. — Тоже вождь?

Кочевники переглянулись.

— Джаарган умён, — Урджен склонил голову на грудь. — Был вождём. Теперь — нет. Не удержит оружие.

Он вывернул ладонь вбок и пошевелил искривлёнными пальцами, будто пытаясь что-то схватить.

— Он только… говорит с богами? — не отставал Гедимин — до поверхности оставалось ещё метров двадцать. — Как жрецы?

— Нет жрецов, — отозвался ближайший Джагул, угрюмо прижимая уши. — Джаарган — он думает. Хорошо, но медленно. Всё медленно. Умеет учить. Говорит дело. И боги его слышат. Всё.

— Джаарган слабый… — пробормотал кто-то из кочевников, но на него тут же рявкнули со всех сторон, и он замолчал.