Пожарский - Дмитрий Володихин

Но, в общем, аристократа, избегающего пожертвований на нужды Церкви, сочли бы нравстенным уродом. Пожарский отличался, быть может, лишь масштабами вкладов, да их постоянством.

Время от времени Дмитрий Михайлович приобретал на Московском Печатном дворе множество экземпляров какого-нибудь свежего издания, и сам этот факт прежде вводил историков в заблуждение. Многие считали, что князь собирал библиотеку. Но его книжное собрание — никоим образом не библиотека, а коллектор. Там хранились однотипные книги, предназначенные не для чтения, а для богослужебных нужд. Оттуда они уходили в вотчинные храмы и на пожертвования монастырям. Именем Дмитрия Михайловича пестрят приходные книги лавки на Печатном дворе. Так, например, князь Пожарский купил 3 экземпляра Псалтыри с восследованием и 5 экземпляров учебной Псалтыри (1632).[402] Сам он, возможно, даже не прикасался к ним — всё ушло в храмовые книгохранилища. Известны надписи на церковных книгах, сделанные от имени князя. Например, на листах Трефологиона московской печати 1638 года: «Сия… [книга] Суздалского уезду церкви Николая чудотворца что в селе Мугрееве Волосынино тож. Приложил боярин князь Дмитрей Михайлович Пожарской по обещанию».[403]

Но в 1630-х — 1640-х годах составился целый круг московской знати, постоянно и помногу приобретавшей книги в лавке Печатного двора: князья Черкасский, И. Н. Романов, князь И. И. Шуйский…[404] Они порой покупали и больше Пожарского.

Не диво, что князь несчетно тратил деньги на храмовое строительство. Свои «домовые», «усадебные» храмы имели многие знатные люди его времени. Некоторые щедро жертвовали на возведение и восстановление старых церковных построек. Дмитрий Михайлович дал деньги на «возобновление» Макарьевского Желтоводского монастыря близ Нижнего Новгорода, подвергшегося разрушению еще в XV веке.[405] Туда на хранение была передана гражданская святыня — знамя Нижегородского ополчения. Князь содержал и, вероятно, отстраивал небольшую обитель на землях родовой Мугреевской вотчины, а также небольшие храмы в вотчинных селах.[406] На землях подмосковной Медведковской усадьбы Дмитрий Михайлович выстроил шатровый храм Покрова Богородицы, дошедший до наших дней. Но, например, те же Годуновы гораздо больше жертвовали на строительство церквей.

И в этом случае поведение князя Пожарского достойно почтительной памяти, но не содержит ничего необычного.

Платил нескольким храмам «ругу» — постоянное денежное довольствие?

Да не он один… Всякий богатый человек мог взять на себя это дело.

Роздал по завещание целое состояние храмам и монастырям? Сотни рублей, стадо лошадей, огромное количество серебряной утвари, дорогого платья рассыпал Дмитрий Михайлович по всей стране — от Зарайска до Соловков, от Ярославля до Новгорода Великого.

В порядке вещей. Так поступали нередко.

Из того, как поступал Дмитрий Михайлович, видно: он добрый христианин, весьма благочестивый человек, соответствующий своему времени и своему месту в обществе. Но ничего неординарного.

А вот роль, сыгранную Пожарским в прославлении Казанского образа Пречистой Богородицы, обычной назвать невозможно. Здесь его служение Церкви поднимается до невиданных высот. Здесь он становится ближе к Богу, чем его современники-аристократы.

Чудотворный Казанский образ Божией матери доставили к воеводам Первого земского ополчения. Под Москвой он прославился: ратники Трубецкого и Заруцкого не сомневались, что при взятии Новодевичьего монастыря через икону им оказана была помощь сил небесных. Покинув Москву, протопоп с иконою добрался до Ярославля, где встретился с земцами Пожарского и Минина. Вожди Второго ополчения также крепко уверовали в ее особенную святость. Икону поставили для публичного поклонения, списали с нее копию («список») и, возможно, не один. Вскоре оригинал вернулся к казанцам. Ну а список с него последовал к Москве. «Ратные же люди начали великую веру держать к образу Пречистой Богородицы, и многие чудеса от того образа были. Во время боя с гетманом и в московское взятие многие же чудеса были»[407].

На исходе 1612 года, после освобождения Кремля, Пожарский «…освятил храм в своем приходе Введения Пречистой Богородицы на Устретинской улице, и ту икону Пречистой Богородицы Казанской поставил тут».[408] Очевидно, речь идет о Казанском приделе Введенского храма, устроенном на деньги полководца. Здесь чудотворный образ находился до 1632 года, затем ненадолго переехал в Китайгородский Введенский Златоверхий храм, откуда пришел в деревянный Казанский храм (о нем речь пойдет ниже) [409].

Молодой царь Михаил Федорович и особенно его отец Филарет Никитич увидели в иконе великую святыню. Властвование их династии возникло из земского освободительного движения, словно цветок из бутона. А образ Казанской являлся зримым воплощением Божьего покровительства земскому делу. Казанскую икону Божией матери прославили еще в XVI веке, но это был неяркий свет. Лишь при первых государях из рода Романовых она приобрела сияние, разливавшееся по всей стране.

Государь Михаил Федорович, его мать, инокиня Марфа, а затем и патриарх Филарет окружили чудотворный образ из Введенского храма невиданным почитанием. Дважды в год в ее честь устраивались крестные ходы: 8 июля — в память о просдавлении ее в Казани, а также 22 октября (на память святого Аверкия Иерапольского). Второй крестный ход прочно связывал освобождение Китай-города в 1612 году с покровительством Богородицы земскому воинству.

В конце 1624-го — середине 1625 года «…тот же образ по повелению государя царя и великого князя Михаила Федоровича всея Русии и по благословению великого государя святейшего патриарха Филарета Никитича московского и всея Русии украсил многой утварью боярин князь Дмитрий Михайлович Пожарский по обету своему».[410]