Я не хочу остаться один - Дарья Аверад

Секунда. Две. Тело пронзает неимоверная боль. Самолёт на всей своей скорости врезается в парня, толкая его вперёд. Перед глазами рябит. Он обездвиженной куклой летит прямо вниз. Небо вокруг стремительно исчезает. Оно плиткой раскалывается на части, превращаясь в чёрные осколки. Постепенно весь шум стихает, а тело продолжает падать во тьму.”

Аято просыпается оттого, что чьи-то руки обеспокоенно трясут его за плечи. Он медленно раскрывает глаза и видит перед собой перепуганного Кена. Младший берёт лицо Такимуры в ладони и облегчённо шепчет:

– Тебе снился кошмар. Ты сильно ворочался и упал с кровати.

Только сейчас Аято заметил, что сидит на полу. Постель была огромной, и он ума не мог приложить, как с неё можно свалиться. Отголоски сна всё ещё проносились в его голове, но Судзуки быстро привёл парня в чувство, и, погодя несколько минут, они вновь улеглись спать.

***

Последующие две недели были самыми напряжёнными за все полгода. У Кена начался экзаменационный период, и уровень волнения, буквально, сводил парня с ума. Да и не только самого шатена. Аято тоже ужасно извёлся, наблюдая за изнурительной работой младшего. В эти дни сон для Судзуки перестал существовать совсем. Он полностью зарылся в учебниках и тестах, периодически прерываясь на то, чтобы налить новую чашку кофе. Ел Кен лишь тогда, когда Аято сам приносил ему еду, насильно заставляя оторваться от учёбы. Судзуки только и делал, что готовился к экзаменам и пил кофе. И с каждым днём его организм всё больше походил на механизм робота, ибо все действия парня становились машинальными. Единственное, что его отличало от машины, так это то, что внутри Кена бушевали различные чувства. От беспокойства до безумных приступов паники. Малейшая ошибка в тестах заставляла Судзуки волноваться так, словно на Землю вот-вот упадёт метеорит. Как это? Он? И ошибся? Неприемлемо! Кен говорил себе, что не может ошибаться, так как второй шанс уже не гарантирует такого безупречного поступления в университет. А конкуренты наступали на пятки в сложнейшей схватке. И Судзуки был обязан выстоять её. Даже ценой собственного здоровья.

***

– Удивительно, что может сделать с молодыми людьми система образования. Она, буквально, высасывает последние силы, внушая ученикам, что если они провалятся, то у них уже не будет такого успешного будущего, как у более умных сверстников. И учителя беспощадно талдычат это с самого первого класса, унижая детей, чьи способности кажутся им невысокими. В школах не учат спокойно относиться к ошибкам. Там говорят о том, что их необходимо избегать. В школах не учат бороться со стрессом. Там лишь создают такую нездоровую атмосферу, от которой школьники ложатся под поезда. В школах ни черта не готовят к взрослой жизни. А за все двенадцать лет единственный полезный урок – это то, что как бы нам не казалось, что у нас много друзей, в конце концов, каждый будет сам за себя. И ты либо выбираешь роль мальчика для битья, коим и остаёшься до конца дней, либо показываешь силу, внушая своим врагам страх перед тобой…

Киоши-сан размеренно расхаживал по кабинету при тусклом освещении. Окна всё время были завешаны тёмно-бардовыми шторами, за счёт чего в комнате царила мрачная атмосфера. Аято расслабленно сидел на кожаном диване и покручивал в руке небольшую стеклянную фигурку бабочки, которую он взял со стола босса.

– Много же вы понимаете о системе образования, – тихо хмыкнул блондин.

– Не больше тебя. Ты-то, как никто, знаешь, чего стоит авторитет, – многозначно проговорил Киоши-сан, подмигивая Аято. – Скольким людям тебе пришлось набить морду, прежде чем половина из них начала уважать тебя?

– С чего вы взяли, что я набивал кому-то морду, – хмуро свел брови Такимура.

– Предположил, – усмехнулся мужчина, складывая руки на груди. – Но я же оказался прав? – выжидающе посмотрел он на парня.

В кабинете на полминуты воцарилось молчание. Аято поставил стеклянную фигурку бабочки на стол, после чего поднял на Киоши-сана недоверчивый взгляд. Но глаза босса отдавали твёрдой уверенностью и непоколебимостью, заставляя стойкость Такимуры трескаться по швам. Аято опустил голову вниз и, собравшись с кое-какими мыслями, заговорил.

– Я начал драться, когда мне было семь лет. Один мальчишка из класса стал задирать меня, называя приёмышем, а мне было так обидно, грустно и злостно, что я просто ударил его со всей силой. Я не хотел становиться драчуном или вроде того, но и терпеть все унижения не мог. Возможно, я просто выплёскивал свою ненависть на остальных, но я и сейчас считаю, что во многих случаях необходимо применять грубую силу.

– И правильно считаешь, – перебил его Киоши-сан, медленно закуривая сигару. – Твой парень совсем другого мнения на этот счёт, не так ли?

– Кен…да. Он не признаёт любое проявление жестокости, хоть и пару раз встревал в драки, но позже сильно переживал по этому поводу, – усмехается блондин, вдумчиво опуская взгляд в пол. – Он наидобрейший человек из всех, которых я знаю.

– Хорошо, что ты попался ему на пути. Слабым людям тяжело приходится в жизни, – с неким безразличием в голосе проговорил мужчина.

– Он не слабый, – возразил Такимура. – Напротив, Кен сильнее меня и всех, с кем я был когда-либо знаком. Его сила заключается не в умение размахивать кулаками, а в стойкости и неимоверной воле к справедливости и добру.

– Возможно, ты прав, – глухо отозвался Киоши-сан, присаживаясь в своё кресло. – Но теперь скажи мне вот что, – важно сложил он руки на груди. – Тебе ведь известно, что добрые люди обязательно держатся за кого-то в качестве причины своей добродетели. Они всегда борются, зная, что им есть за кого стоять. Но что будет, если у этого человека отнять тех, кто ему дорог? Да он и безо всякой борьбы сломается. Добрые люди в одиночку не справятся. У них…, – резко примолк мужчина, видя задумчивый взгляд Аято. – А впрочем, забудь. Твой Кен не такой. Уверен, что он, действительно, крепкий парень.

Такимура удивлённо приподнял бровь и в недоумении раскрыл рот.

– Почему вы так быстро изменили свою точку зрения? – недоверчиво спросил блондин.

– Я ничего не менял и не собираюсь. Моё мнение осталось при мне. Просто, я не считаю, что слабый человек станет работать в полиции, – как ни в чём не бывало, Киоши-сан закурил очередную сигару.

– А как же ваши слова о том, что полиция – сборище подкупных крыс и не более?

– Любой враг, милый мой, имеет две стороны. Первая – эта та, из-за которой он и является твоим врагом. А вторая – это то, чем ты можешь воспользоваться в своё благо. К примеру, дружба с кем-то из окружения врага даёт чудесные связи и лазейки во все их секретные переговоры. Ну, или даже, если ты не имеешь дружеских отношений с врагом, ты всегда можешь поучиться чему-то у него. Тактика или ход мыслей. На крайний случай, чужие ошибки помогают тебе не совершать своих. Именно поэтому, в любом противостоянии важно взаимоуважение друг к другу. Ты можешь ненавидеть своего врага, желать ему самой мучительной смерти. Но уважать его ты обязан, ибо никто, кроме него, не осмелился встать против тебя, – мужчина направил на Аято прожигающий взгляд, заставляя парня напряжённо опустить голову вниз.