Европейское путешествие леди-монстров - Теодора Госс

Миссис Пул: – Это, пожалуй, самое ласковое, что я слышала от вас, мисс Маленькая Разбойница.

Диана: – Иди-ка ты в свою кухню, старая… (дальше непечатно).

– Беатриче!

Беатриче виновато подняла взгляд.

– Знаю, Кэт. Прости, мы уже заканчивали разговор. Мы проговорили не больше часа, клянусь. Я следила за временем, правда.

– Это я виноват, Ушастик, – сказал Кларенс. – Я все расспрашивал ее об Италии. Я-то там никогда не бывал. Представь, каково это – гулять по улицам Рима, где гуляли Сенека и Марк Аврелий… Единственная страна в мире, которую я хотел бы повидать еще сильнее, чем Италию, – это Египет. А чувствую я себя неплохо, правда. Кажется, я начинаю привыкать – как к снегу привык, когда приехал в Бостон, или к дождю в Англии. И гляди – у нас же окно открыто. – Он показал на окно купе, опущенное до конца. За ним проносились мимо австрийские поля и луга. Все было такое… зеленое.

– Яд Беатриче – это не какое-то атмосферное явление, – сказала Кэтрин. – К нему нельзя приспособиться – только если самому стать ядовитым. Ты этого хочешь? – Она сердито взглянула на него, с самым неодобрительным видом, какой только смогла изобразить. Затем повернулась к Беатриче. – Но я не об этом хотела поговорить. Мне кажется, здесь, в этом поезде, есть кто-то из Общества алхимиков.

– О чем ты? – испуганно и удивленно спросила Беатриче. – Ты видела кого-то похожего на члена société?

– Нет, конечно. Да и кто знает, как должен выглядеть член Общества алхимиков, если он не доктор Сьюард? Хотя он тоже выглядит совершенно обыкновенно. Переодетый алхимик может быть похож на кого угодно. Но я не видела никого, кроме наших. После завтрака я задержалась в вагоне-ресторане, разговаривала с полковником Шарпом и мисс Петунией. Потом решила зайти в свое купе – то есть в наше с Зорой, хотя скорее ее, судя по тому, сколько места занимают ее вещи. Удивительно, как это змеи мне там еще не попадались! Ну, в общем, я хотела взять свою записную книжку, чтобы записать свои впечатления от Парижа. Думала – может быть, помещу туда действие какого-нибудь нового рассказа об Астарте. «Астарта у Эйфелевой башни» или что-то в этом роде. Открываю чемодан, а там все вещи перевернуты. Видно, что старались сложить все как было, но я же кошка. Я знаю, когда вещи лежат не так, – с первого взгляда вижу. Тогда я перетряхнула всю свою одежду, наши книги и карты, даже твои туалетные принадлежности – те, что в твой чемоданчик не поместились. Все вытащила, все карманы проверила. И тут поняла – телеграмма Ирен Нортон пропала.

– Пропала? – переспросила Беатриче. – Ты же говорила, что спрятала ее туда, где никто не найдет.

– Ну да – в твою Библию, под обложку. Не хотелось таскать ее все время с собой – я решила, что безопаснее спрятать там, где никто не станет искать. В Библию никто никогда не заглядывает, кроме Жюстины, и к тому же я положила ее на самое дно, под всю свою одежду. Кому придет в голову там искать? Но я открыла Библию, а телеграммы в ней нет. И, как я уже сказала, все было переложено по-другому – обычный человек даже не заметил бы, но я-то не обычный человек. Теперь я жалею, что мы не сложили мою одежду в маленький чемоданчик, а большой не оставили в твоем купе. Правда, тогда все карты пропитались бы ядовитыми испарениями… В общем, телеграмму кто-то украл.

– Ты совершенно уверена? – Беатриче все еще глядела с сомнением. – Я знаю, как ты осторожна, Кэт, но мы пока не видели никаких признаков того, что за нами кто-то следит или хотя бы интересуется нашими передвижениями. Да, мы знаем, что Мэри с Жюстиной столкнулись в пути с агентом Société des Alchimistes, – жаль, конечно, что Ирен Нортон не сообщила нам никаких подробностей! Но это еще не значит, что Обществу известно, где мы – или хотя бы кто мы. И мы не видели никого подозрительного – весь вагон занят артистами Лоренцо. Если бы кто-то чужой сел на станции или зашел из другого вагона, его бы сразу заметили. Или ты подозреваешь своих же товарищей из цирка? Нет, конечно. Не могу представить, чтобы Саша или сестры Джеллико были агентами Société des Alchimistes. Может, ты просто переложила телеграмму куда-нибудь и забыла? Или, может быть, она просто выпала из Библии, когда ты в последний раз открывала чемодан, а ты не заметила.

Может, и правда? Кэтрин совершенно точно никуда не перекладывала телеграмму, но, может быть, она как-то выскользнула из Библии, например, когда она доставала чемодан? Но нет – с той самой минуты, как они сели в поезд, он спокойно стоял под сиденьем, она только выдвигала его и поднимала крышку, когда нужно было взять что-то из одежды… А может, телеграмма выпала сегодня утром, когда она пересматривала вещи в чемодане, заметив, что в нем кто-то рылся? Пожалуй, надо бы сходить и посмотреть еще раз. В отношениях с людьми Беатриче может иногда и сглупить, но в целом она девушка разумная, и ее не грех послушать. Кэтрин попыталась вспомнить… когда же она в последний раз видела эту телеграмму? Да – в первый день в поезде, когда Беатриче попросила достать склянку с румянами – наверняка хотела прихорошиться для кое-кого, кто, видите ли, не боится яда. Кэтрин тогда же все пересмотрела, чтобы убедиться, что ничего не разбилось и не перевернулось, когда носильщики загружали багаж в вагон, и телеграмма была тут как тут, на своем месте, под обложкой. Нет, вывалиться оттуда она никак не могла.

Сегодня на Беатриче было одно из ее «реформаторских» платьев – зеленое, почти средневекового покроя. В первый день в Париже, перед вечерним представлением, она ушла одна, сказав Кэтрин, что ей нужно пройтись. Париж она знала прекрасно – когда-то она прожила здесь несколько месяцев, советовалась с учеными из Сорбонны по поводу своей болезни. Кэтрин все же волновалась за нее, пока она бродила в одиночестве, – а вдруг заблудится или отравит кого-нибудь? Но через несколько часов Беатриче вернулась с каким-то свертком.

– Ты что, за покупками ходила? – спросила Кэтрин. Денег у них было немного: от Лоренцо еще ничего не получили, а Париж – город дорогой.

Вид у Беатриче был одновременно и довольный, и слегка смущенный.

– Следовало бы, конечно, зайти в какой-нибудь музей или галерею – Париж так богат сокровищами искусства и культуры! Но как-то так вышло, что я оказалась в House of Worth, и продавец очень любезно показал мне осеннюю коллекцию, а потом – ты не поверишь – сам мистер Уорт вышел из своего кабинета! Он сказал, что у меня необычная внешность, и хотел нанять меня в модели. Пришлось сказать ему, кто я, – La Belle Toxique. Тогда он сказал, что хотел бы видеть на мне какое-нибудь из своих вечерних платьев, что это будет хорошей рекламой. Там как раз было одно – его шили для другой клиентки, но она от него отказалась, и мистер Уорт сказал – нужно только немножко переделать, и будет сидеть так, будто на меня шито. И швея подогнала и перешила его прямо там, и продавец сделал фото! И вот, гляди! Он сказал, этот фасон называется la fée verte[80].

Она развернула сверток, и из него выпало зеленое шелковое платье. Оно и в самом деле было сшито будто специально для Беатриче. Просто идеальное платье для Ядовитой девицы.