Санаториум (сборник) - Людмила Петрушевская

ВАДИМ. Ну хватит, это… Бред говорить. Значит, вы живы. Слава тебе, Господи. А Милка мне призналась, что вы покончили с собой прямо после моего отъезда. А то я звоню, действительно, никто не откликается. Ни Линка, ни Вероника.

ДАША. Ты взорван.

ВАДИМ. Ну вот, вы живы.

ДАША. Да нет же, говорю тебе. Мы умерли благодаря твоей Милке. Она сразу прямиком провалилась в адскую щель, без чистилища. В вечный лед. Она убила меня и толкнула Лину на смерть.

ВАДИМ. Нет, она поехала домой, к нам на квартиру. Она ждет, что я ей позвоню, что тут здесь на даче. Боится сюда как бы ехать. Но велела привезти овощей свежих.

ДАША. Нет, она в аду, в аду.

ВАДИМ. Да. Дорогая родина нас встречает. Слава богу, возвращаемся на круги своя. Гуд-бай, Америка.

Вадим подходит к холодильнику.

ДАША. Не прикасайся! Тут нам запрещено пожирать пищу, а то прямо сейчас тебя будут рвать крючьями. За схваченный кусок ты покроешься жгучими волдырями еще до ада, и кожа у тебя слезет клочьями.

Вадим останавливается, скрещивает пальцы.

А вот это бесовское сложение перстов толкнет тебя прямиком на дыбу, и кости твои с хрустом перевернутся.

Вадим сует руки в карманы.

ВАДИМ. Давно света нет? Лина?

ДАША. Мы в аду, тут нет света.

ВАДИМ. Лина?

ДАША. Она тебя не простила.

ВАДИМ. Лина, ну извини.

ДАША. Твоя Милка сказала, что ты с ней сожительствуешь уже десять лет.

ВАДИМ. Не слушайте ее, она врет. Ее, так сказать, видения. Поехал сюда специально, так хотелось с огорода травы, огурчиков, помидорчиков! В Америке все искусственное. Кормили вообще из рук вон плохо. Мясо одни кости. Помидоры зеленые. Макароны полусырые. И мы ничего не понимаем, что они говорят. Переводчика русского мы заказали по Интернету, так и не привезли. Сэкономили, что ли. Жили на ранчо где-то, жара нечеловеческая. Прямо Караганда, Гулаг. А ночью холод ледяной. Мы таскали какие-то физические вещи, они там то ли что строют, роют, то ли ликвидируют. Спали в палатках. У них у всех спальные мешки. Но мы не взяли с собой ничего! Откуда мы знали, что у них это лагерь? Я говорю, ай донт ту лав это – и показывал на мясо. Не ем мясо. Не понимают. Они не на английском говорят. И я не знал, как по-ихнему язва, в русско-английском разговорнике нету. Я делал бумс (делает как бы удар кулаком в желудок и ухватывает за это место, щиплет) ин май это. Они таращились, меня по животу хлопали и ржали. Вообще над нами смеялись, что за прием вообще! Они там и на луну смеялись, причем всю ночь. Мы на луну безотрывно смотрим, это я понимаю, а они сидят и хохочут… Дикие какие-то. Жалко, базар тут здесь уже закрыт, взял бы колбаски, мяска, курицу, ряженку, творожку.

ДАША. Оставь надежду на еду всяк сюда входящий.

ВАДИМ. Линочка, сходи к соседке за яйцом, сваргань мне омлетик на три яйца. На четыре. Лука зеленого нарежь. Помидоры есть?

ЛИНА. Мы на том свете, идиот.

ВАДИМ. Огурчика найди там, салата срежь. Травы побольше. Тархуна, душицы, мяты. Как я люблю, ну ты знаешь. Соскучился по органической пище там, в пустыне.

ДАША. Кончилась твоя жизнь, лживый червь, прокуда, прохан, проханжист и прохиндей! Бросил ребенка на рельсах, не стал искать!

ВАДИМ. Я искал мальчика, ждал, я не сразу поехал домой. Даже Милку в машину не взял. Но я же не мог опаздывать, не мог отказаться от семинара в этой пустыне. Мы готовили его полгода! А они там на луну глядят, морду скривили и хохочут, прям заливаются. Милка быстро научилась, прямо в истерике была. Говорит, луна (кривит лицо) такая. А я не мог. Ну чего смешного? Луна. От Милки, кстати, тебе большой привет и вот (роется, что-то разглядывает, перебирает, достает из дорожной сумки чашку) с эмблемой нашего семинара как раз. И тут еще мелочи, ручка, блокнот с символикой, ну это потом. Видишь, окно с настольной лампой наверху как логотип. Мы везли это в США на подарки, но они ничего не взяли. И вам, Даша, тоже комплект. Передать Милке ваше спасибо?

ЛИНА. Она в аду. Увидишь, передай.

ВАДИМ. Вот и ладушки. А то она, когда примчалась тогда в аэропорт, прямо места себе не находила, спасли – не спасли, успели – не успели. Да что с котами, что с твоим домом… Всю ночь в самолете спать не могла. Вот когда ты днем повесилась, Милка ведь отсюда с дачи прямиком на поезде домой за вещами и в аэропорт еле успела. Из аэропорта звоним, Милка переживает…

ЛИНА. Вы даже не намекнули, что уезжаете вместе.

ВАДИМ. Мы не хотели, чтобы кто-нибудь знал до отлета. Много завистников. И вот звоним, как дела и что мы почти что в небесах, а твой телефон не отвечает. Вероникин отключен.

ДАША. А вы не догадались, что Лину могли увезти в морг?

ВАДИМ. Думали и то и се, волновались.

ДАША, Так. А откуда Милка знала, что случилось с Линой?

ВАДИМ. То есть?

ДАША. Ну откуда она узнала, что Лина повесилась?

ВАДИМ. Она же предполагала только! Она же не видела ничего окончательного! Опаздывала!

ДАША. Нет, ты сказал, что она не находила себе места в аэропорту и ночью в самолете, не знала, спасли или не спасли. Ведь ты из-за этого звонил на дачу из аэропорта? Видимо, вы боялись, что кошки остались одни?.

ВАДИМ. Да! Это был бы такой страшный удар! А где они, кстати? Проходил мимо, ничего в вольере… И если бы не общая атмосфера на семинаре…

ЛИНА. Их нет, и нас нет. Мы в аду.

ВАДИМ (машет рукой). И если бы не испытания, не голод и холод… Не знаю, что бы с Милкой было. Она плакала как безумная по дороге. А потом, когда приехали через двадцать четыре часа, тут уж было не до слез. Спать не давали, все ночи на луну смеялись как дураки. В палатке – утром приходим, ничего, ни простынок, ни одеяла, днем печет и все копают, роют что-то, а мы понять ничего не можем, в прямом смысле ушли в ретрит, ни слова не понимаем, еды нет.

ДАША. То есть она в самолете плакала?

ВАДИМ. Да. Не мог ее остановить. Я прощаюсь со своей прежней жизнью, сказала.

ДАША. Ну да, у нее началась другая жизнь, без основного препятствия, без Лины.

ВАДИМ. Опять-таки, не выливай на нее свою злобу. Это только твои проблемы, твоя черная аура, которая принесла столько горя твоему мужу и сыну! Милка ведь ничего не подозревала даже, чем кончилось!

ДАША. Ну тогда объясни, почему она, ты говоришь, в аэропорту и в самолете плакала?

ВАДИМ. Милка святая. У нее дар предвидения. Все больше убеждаюсь.

ДАША. А я тебе скажу: никакого предвидения. Милка видела, что Лина вешается, и спокойно уехала с дачи.

ВАДИМ. Нет, вот тут ты очень ошибаешься. Неспокойно уехала, ой как неспокойно. Но я ведь уже ждал ее в аэропорту, кругом пассажиры, надо было держаться, она не могла меня подводить. Наше дело для нее на первом месте! На тантрических практиках левой руки, это очень опасные практики, надо полностью открыться перед партнерами, а она никак не могла достичь себя, все время возвращалась к этому вопросу, рыдала. Входит в контакт, но сквозь слезы. Я это единственный понимал и ценил.