Санаториум (сборник) - Людмила Петрушевская

ДАША. А что это, полностью открыться перед партнерами?

ВАДИМ. Это предельная открытость.

ДАША. Но ведь говорить вы не умеете… Откровенность в каком смысле?

Вадим разводит руками, Даша повторяет его жест и разводит ногами.

ВАДИМ. Ну приблизительно. (Повторяет позу Даши иначе.) А ты способная. Приходи к нам на практики.

ЛИНА. Даш, хватит об этом. Ну их всех. Если бы не это, я никогда бы не узнала счастья.

ВАДИМ. Какого счастья?

ЛИНА. Простого счастья под названием жизнь.

ВАДИМ. Как верно! Как правильно! На наших семинарах, на практиках я ведь именно этому и учу. (Хочет вынуть сложить пальцы, но прячет руки в карманы.)

ДАША. Учил.

ВАДИМ (засовывает ладони поглубже в карманы). Руки-ноги у вас есть, не слепые, не парализованные, не идиотки. Как эти. (Корчит рожу.) Что же вы не цените своего счастья? Тратите его на уныние, на дурные склонности! Линочка, ты должна сделать доклад о своем исцелении на семинаре у нас. О своем прозрении. Милка будет очень-очень рада. Она переживала, что ты вот повесилась.

ДАША. Пусть бы тоже повесилась.

ВАДИМ. Я тобою озабочен, твоим состоянием обвинительства всех и вся. У нас семинар будет в следующее воскресенье вечером. В пансионате в Рузе. Приедешь?

ДАША. Ничего у вас не будет. Милка обугленная плавает в океане, ее даже акулы не едят. Так вот. Я ведь все видела и слышала, что делается, но не могла двигаться. Милка в меня влила вино после таблетки, а это вызывает кому. Лина ведь предупреждала, я слышала! Двигаться не могла, но я все понимала.

ВАДИМ. Она ото всей души хотела, чтобы ты успокоилась, потеряв мужа и сына.

ДАША. Никого я не потеряла. Сына я нашла. Мужа подобрали, обогрели добрые люди, он жив и здоров. Я что говорю: что Лина пошла в душ с веревкой, а Милка взяла и уехала. Не удержала, не стала выхватывать веревку. Но перед выходом спокойно так она позвонила в скорую помощь, что Лина повесилась. Когда Лина еще только шла в душ. Я все слышала.

ВАДИМ. Так это она ее спасла? Господи, как я рад.

ДАША. Расчет был простой. Когда скорая наконец приедет, а на это уходит всегда больше двух часов, Лина уже давно повиснет. А в субботу скорую здесь в Трухановке всегда вызывают на свадьбы, на поножовщину, наркашей тут много. Свадьба не без топора. Это все знают. Что ее вызывать бессмысленно, скорая на свадьбе или на поминках через неделю.

ВАДИМ. Так вот оно что, Милка вызвала скорую, и по милости Всевышнего произошло чудо, врачи приехали и успели! Милка из скромности все это скрывала! Что именно она призвала на помощь врачей!

ДАША. Милка не знала, и никто не знал, что гучковская психоперевозка была вызвана именно в Трухановку на свадьбу, там один сумасшедший кого-то срубил заточкой, но, пока скорая ехала, этого дядю с заточкой, он как раз был со стороны невесты, родня жениха коллективно придушила. Врачам там было делать нечего уже, полиция ехала, а тут им поступил вызов от Милки. Врачи стали спрашивать свадебных гостей, где Кошкин дом-два. Им тут же показали дорогу. В Трухановке все знали Лину и Кошкин дом. Ехать сюда три минуты. Митя нам все рассказал. В своих молитвах передал.

ВАДИМ. Вот это и есть настоящее Провидение. Рука Господа. Чудо, одним словом. (Хочет сделать знак пальцами, внимает руки из карманов, но убирает их обратно.) Милка позвонила, и тут, как по мановению руки Господа, произошло спасение. Кого-то зарезали, придушили, и это было спасение для Лины! Все оказались в нужное время в нужном месте. Это особенность Милки! Она так устраивает дела, она даже в пробке может внушить всем машинам расступиться!

ДАША. В нужное время и в нужном месте скорая оказалась, правда, не совсем вовремя. Лина не повесилась. Она просто стояла у душа. Он был занят.

ВАДИМ. Это и есть то самое чудо Господне. Еще ничего не повредила себе.

ДАША. Лин, расскажи то, что ты мне говорила.

ВАДИМ. Ладно, Даш. Всё.

ДАША. Санитары подбежали к душу, когда она только входила в дверку, накинулись на Лину, она стала сопротивляться, не понимая, что происходит. Она думала, что на нее напали бандиты. Кричала «помогите». Они скрутили ее и связали ее же веревкой. И доставили в буйное отделение психушки. И что там дальше было? Как над тобой издевались? Ее привязали к голой сетке кровати. Рот заткнули полотенцем. И пришли ночью санитары и ее унесли…

ЛИНА. Ну ладно, хватит.

ВАДИМ. Но это все мелочи по сравнению с человеческой жизнью… Ты ведь понимаешь? Лина! Ты не в могиле. Ты жива.

ЛИНА. Мы в аду.

ВАДИМ. И мы все не преступники, не убийцы, покрытые позором, мы с Милкой обычные люди.

ЛИНА. Да, да, да… Все, все в аду.

ВАДИМ. Нет уж, погоди. На что ты нас обрекала, во что ты нас ввергала, Господь не допустил! Над нами не висит обвинение в том, что мы тебя подтолкнули к петле. Это суровая правда, что мы бы были безвинно виноватые. Как у Достоевского, только наоборот. Не преступление – и не наказание.

ЛИНА. Да, да. Кто вас обвиняет. Кроме того, что ты, как я понимаю, и не искал Николку, а сел в машину и уехал в Москву, вы же улетали той ночью.

ВАДИМ. Нет, я искал. Я доехал до Совкино и рассчитал, что он туда придет через полчаса, как раз три километра. Сидел в машине и смотрел на железнодорожное полотно. А он не вышел к расчетному времени. Значит, я подумал, он пошел через Трухановку на шоссе.

ДАША. Все дачные дети боятся ходить через Трухановку, еще три года назад Лина ему при мне сказала, что налево нельзя, там бьют наших. Только на станцию.

ЛИНА. С такой скоростью, километр за десять минут, да по шпалам, это ребенок не допрыгает. Ты бы мог его перехватить, расчет был верный, но его скорость ты рассчитал какая тебе выгоднее. Мальчишка добрел до Гучков ночью и сидел там дрожал, а утром побрел дальше. Его нашли на вторые сутки умирающим, с пневмонией. И он даже имени своего назвать не мог, поэтому его долго не находили.

ДАША (машет рукой). Ладно, живой, спасибо.

ВАДИМ. Спасибо – это спаси тебя Бог в укороченном виде.

ДАША. Провались ты пропадом в укороченном виде.

ВАДИМ. Мы сами создаем себе врагов. Да. Но вот что! Отвлечемся-ка от злобы сего дня. Как я прибыл, то поговорил с культурным атташе Ганделупы, она сказала, что наведет справки и, возможно, даст бумагу о родителях принцессы Грейс. У них же этих кошек три единицы живут. Мила нашла контактный телефон. Господи, что бы я делал без нее!

ЛИНА. Но я опять тебе хочу сказать… Кошек тут уже нет. Они ведь неживые, как мы, они на том свете. Ничего не было такого. Я не собиралась вешаться. Стояла у душа.

ВАДИМ. Ну я знаю, знаю твою версию самозащиты, хорошо. Ты не хочешь огласки. Ее нет. Никто не знает о самоубийстве.