Османская империя. Шесть столетий от возвышения до упадка. XIV-XX вв. - Джон Патрик Бальфур

При восхождении на трон султана Мехмеда III в 1595 году королева Елизавета, продолжавшая искать помощи турок против ее католических врагов, прислала султану целый корабль подарков. Среди них были изделия из шерсти, которые встревожили венецианцев, воспринявших это как возможную угрозу их собственной торговле, и тюки другой одежды, которые они злонамеренно объявили испорченными плесенью за время путешествия. Но piece de resistance — самоиграющий орган — был подарком, уникальным по гениальности замысла и сложности конструкции. Его доставил в Стамбул конструктор и создатель — Томас Деллем — человек, пользовавшийся большим уважением за профессиональное мастерство. Султан восхитился игрой органа и другими чудесами, включая куст с черными и певчими дроздами, которые пели и махали крыльями после окончания музыки.

Особенно сильное впечатление на Мехмеда произвело отлично вооруженное английское судно «Гектор», которое доставило Деллема и его орган. Сопровождающие султана отмечали, что они «никогда не видели его столь восхищенным силой и вооружением какого-либо христианского правителя». В бухте Золотой Рог, открытой для свободного посещения гостями, «Гектор» вызвал большое любопытство. Венецианский посол выразил опасение, что эта выставка «причинит христианскому миру ущерб и откроет туркам глаза на то, о чем они не знают». Но для тревоги не было никаких оснований: ни один из подобных уроков не был усвоен, и Порта, как позже выразился сэр Томас Роу, «угасала на галерах». К концу XVI века, после смерти Улуджа Али, турецкий флот не представлял собой ни угрозы врагу, ни поддержки союзнику. Его возрождение и обновление после Лепанто почти не развивалось. Арсенал постепенно был парализован. Время морского могущества Турецкой империи прошло, убитое, как говорили, «не войной, а ее миром с Испанией».

Англо-французские отношения в Порте вновь ухудшились после отзыва Генрихом IV Ланкосма, сторонника католицизма, и назначения на его место более внушительного человека, Савари де Брева. Он многое внес в дело распространения французского влияния в Порте как в коммерческом, так и в политическом аспекте, причем везде, где это было удобно, за счет врагов его суверена — англичан. Преемник Бартона, Генри Лелло, нередко повторял такого рода жалобы: «Французский посол с его огромными взятками, получая теперь деньги от папы, ничего не жалеет, чтобы препятствовать всем моим замыслам». Страсти между двумя этими общинами накалились настолько, что как-то зимой посол Венеции сообщил: «Вчера вечером в результате игры в снежки между домочадцами французского и английского послов возникла ужасная ссора. Несколько человек были серьезно ранены, и, если бы не наступила ночь, могло случиться худшее, поскольку сами послы начали участвовать в ней».

Англо-французский конфликт первоначально возник из-за продолжавшейся войны Мехмеда III в Венгрии (до договора в Житватороке). Эта война одобрялась де Бревом в интересах его господина, Генриха IV, который вынашивал планы стать императором Священной Римской империи, заметив: «[Католическая] лига сделала меня королем, кто знает, может быть, турки сделают меня императором?» С учетом тогдашней слабости Австрии поражение Венгрии вполне могло открыть к этому путь. Королева Елизавета, с другой стороны, искала мира в столь непродуктивной наземной кампании. Истинная причина раздора между французами и англичанами находилась в экономической области, в которой де Брев напряженно работал, чтобы предотвратить возобновление английских капитуляций.

Все это привело к вовлечению в конфликт голландцев, ныне независимых от Испании Соединенных провинций Нидерландов. Голландские купцы стали конкурировать с английскими и французскими за право торговли в турецких водах. Англичане, которым удалось установить прочную связь с голландцами в ходе поддержки их борьбы за независимость, настаивали, чтобы они торговали под защитой английского флага. Но французы, утверждая, что голландцы все еще оставались испанскими подданными, прилагали все силы, чтобы поставить их под защиту французского флага. В 1601 году великий визирь, наконец-то возобновивший действие английских капитуляций с новыми уступками, приказал голландцам плавать под флагом королевы Елизаветы.

В 1612 году Соединенные провинции получили собственный договор о капитуляциях, схожий с теми, которые были предоставлены Англии и Франции, но ограниченный только сферой торговли. Голландцы в полной мере использовали его для поставки в Турцию табака, невзирая на активное, но тщетное сопротивление муфтия. Османские турки восприняли табак с таким удовольствием, что спустя каких-то полвека трубку уже можно было считать почти национальной эмблемой. Кофе вошел в обиход при Сулеймане. Таким образом, вместе с опиумом и вином турки могли теперь наслаждаться «четырьмя подушками на софе удовольствий» и «четырьмя элементами мира наслаждений». Так их называли поэты. Но для строгих мусульманских правоведов они оставались «четырьмя столбами шатра распутства» и «четырьмя пособниками дьявола».

Таким, вслед за окончившимся веком Сулеймана, было начало периода английского влияния и англо-французского соперничества за влияние в Османской империи.

Возрождение не началось сразу после казни султана Ибрагима и восхождения на престол его малолетнего сына — султана Мехмеда IV. В течение первых восьми лет его правления в стране жила крамола: среди янычар и сипахов продолжались волнения. Военные настраивали друг против друга двух султанш Валиде: мать Мехмеда Турхан и его некогда могущественную бабушку Кёсем, которая вскоре была убита по настоянию соперницы. Это сопровождалось неудачами и новыми угрозами извне. Продолжающаяся Османская кампания на Крите наглядно показала, что турки больше не господствуют на море. Начиная с середины XVII века морское господство перешло к венецианцам, в то время как мальтийские и тосканские каперы беспрепятственно бороздили Средиземное море, а берберские пираты освободились от османского контроля. Турки больше не могли защищать свои морские пути и даже свое побережье.

После первой высадки турок в Ханье, на Крите, венецианцы установили блокаду проливов, побережья Эгейского моря и портов Мореи. События достигли кульминации в решающем сражении недалеко от Дарданелл, в котором венецианцы разгромили и уничтожили османский флот, доставлявший на Крит припасы и подкрепления для длительной осады Кандии; затем они захватили острова Тенедос и Лемнос, которые господствовали над проливом. Турки восприняли это как поражение на море, сопоставимое с поражением при Лепанто. Оно привело к усилению венецианской блокады пролива и к прекращению снабжения столицы, в которой цены на продовольствие взлетели, недовольство достигло критической точки и поднялась всеобщая паника из-за возможности нападения непосредственно на город.

Только теперь, чтобы справиться с этим кризисом, мать султана Турхан тайно вызвала к себе состоявшего на службе у султана решительного и энергичного человека, обладавшего безупречной репутацией и способностями послужить делу восстановления Османского государства. Этим человеком был Мехмед Кепрюлю, которому она теперь предложила пост великого визиря. Албанец весьма скромного происхождения, предки которого поселились в городе Кепрю (что означает «мост») в Северной Анатолии, Мехмед начал свою деятельность прислужником на кухне и вырос до повара в домашнем хозяйстве султана, а затем стал уважаемым обладателем разных официальных постов и успешным губернатором ряда провинций. Теперь Кепрюлю исполнился семьдесят один год, и у него было полно молодых соперников, готовых объявить его страдающим старческим слабоумием. Кепрюлю согласился занять пост великого визиря только на определенных условиях: чтобы все принимаемые им меры утверждались без обсуждений; чтобы у него были полностью развязаны руки при назначении на любые посты, независимо от ранга. Также он потребовал, чтобы ни один визирь, или чиновник, или фаворит не оспаривали его власть; все донесения двору проходили через его руки; и чтобы он пользовался исключительным доверием султана, который будет отвергать все обвинения против него. Короче, он настаивал на такой степени абсолютной власти, какой никто, кроме султана, до сих пор не обладал. Султанша, призвав имя Всевышнего, поклялась от имени своего сына, что все эти условия будут выполнены. Кепрюлю получил от муфтия фетву, которая заранее санкционировала все его действия. Султан, уважая обещания своей матери, принял его лично и назначил великим визирем. Кепрюлю таким образом стал одиннадцатым визирем, назначенным за восемь лет управления. Его назначение стимулировало нарастание процесса вербовки и обращения в ислам христиан из балканских горных племен в Албании, его родной провинции, и в Болгарии, что насыщало армию и администрацию новыми энергичными и лояльными людьми.