12 новых историй о настоящей любви - Джон Сковрон

Я потрясенно молчала.

– С тех пор я стал обузой для Уолтера. Он хотел только одного – вернуться в карнавальный бизнес. Но ему нужно было дождаться, пока я окончу школу. Я окончил школу в мае.

– Так что… ты не пойдешь осенью в колледж?

– Не знаю. Пока не решил. – Его глаза потемнели. Теперь их цвет скорее напоминал сосновые иголки.

Я взяла его за руку.

– Как ты можешь быть для кого-то обузой? Я видела, как ты всегда стараешься помочь, делаешь всю эту грязную работу. Человек, который так себя ведет, не может быть обузой.

Наши глаза встретились. Он склонился ко мне, а я к нему. Наши губы разделяла всего пара миллиметров. Я чувствовала его дыхание на своем лице. Я не могла пошевелиться. Казалось, мое тело оцепенело в ожидании.

Он нетерпеливо фыркнул.

– Иди ко мне. – Он притянул меня к себе, и вот мы уже целуемся.

Я закрыла глаза и увидела перед собой огни карнавала. Губы Лукаса на вкус были, как вода с сахаром. Горячие и сладкие, они касались моих. Я приложила руку к его щеке. Она была мягкой, лишь с легким намеком на щетину. Я провела пальцами по его плечу, и мы отстранились друг от друга, подрагивая и улыбаясь.

– Такое ощущение, будто я забрел в Туннель любви и вдохнул этой приворотной дряни, – сказал Лукас теплым и мягким голосом.

Я рассмеялась, дрожа всем телом.

– Поверь мне, это не так. Я однажды зашла туда, когда была помладше, и это было… – я наморщила нос. – Мне как будто забили голову плохими стихами и шоколадками. Я призналась в любви Отто. И Трокмортону.

– Значит, – он поцеловал меня за ухом, – там открыточная любовь. Не настоящая.

– Точно. – Мне хотелось снова поцеловать его, но вдруг в моей голове отчетливо всплыла папина открытка с воздушными шариками.

Я отпрянула.

– Погоди секунду.

У Лукаса был ошарашенный вид. На его коже остались розовые следы от моей помады.

– Что такое? Что-то не так?

– Нет, ничего. А возможно, все, – я положила ладони ему на грудь. – Откуда ты знаешь, что твоя мама сбежала?

– Моя мама? – он недоуменно уставился на меня. – Ты хочешь сейчас поговорить о моей маме? Ну, как скажешь. Она оставила мне записку.

– Ты помнишь, что в ней говорилось?

Все еще глядя на меня как на полоумную, он полез в карман и достал оттуда кошелек с кучей маленьких пластиковых кармашков. В одном из них, нетронутый водой, лежал сложенный листок бумаги.

Он протянул его мне. Листок был помятый и рваный, но текст все еще можно было разобрать: «Я не могу остаться… Не вини себя… Не жди от меня вестей».

Я прижала записку к груди и уставилась на него.

– Лукас, у нас проблема.

Утром меня разбудил грохот, за которым последовал леденящий душу рык. Я подошла к двери, завернувшись в пушистый розовый халат и держа в одной руке канделябр, готовая треснуть им любое чудовище по голове.

Я распахнула дверь. На пороге стоял дядя Уолтер. Позади него извивался на своей черной металлической цепи Азатот – мерзкое пятно тьмы на примятой траве.

– Я кое-что принес тебе, Лулу, – дядя Уолтер протянул мне конверт из коричневой оберточной бумаги. – Внезапное исчезновение твоего отца создало некоторые юридические сложности. Нам с тобой предстоит принять кое-какие решения насчет карнавала. Я подумывал продолжать работу, скажем, до конца сентября. Возможно, отправиться куда-нибудь на юг, где потеплее.

– Хорошо. – Мне показалось или Уолтер держался как-то фамильярнее обычного? Я взяла из его рук конверт, набитый кучей бумаг. Я не видела ничего плохого в том, чтобы не закрывать карнавал до конца сентября. – Я все подпишу и потом отдам тебе.

Он ухмыльнулся весьма неприятной ухмылкой.

– А что? Ты не одна?

Я вдруг порадовалась, что Лукас ушел. Накануне вечером мы перестали целоваться и принялись обсуждать записки своих родителей, споря, что делать дальше. Когда я вытолкала его за дверь в три часа ночи, мы еще продолжали спорить.

– Тебя это не касается, – сказала я и стала закрывать дверь.

Он ухватился за дверь, держа ее открытой. Я попыталась захлопнуть ее, но не смогла. Уолтер оказался сильнее, чем можно было бы подумать.

– Увидимся в киоске, Лулу, – сказал он и отпустил дверь. Она с грохотом захлопнулась. Но даже сквозь закрытую дверь я услышала шипение Азатота.

– Шустрый Эдди? – спросил Лукас. – Ты знаешь человека по имени Шустрый Эдди?

– Ну да, – ответила я. Это было следующим вечером. Я стояла за прилавком «Зловещих закусок», но вывесила рукописную табличку «Еды нет. Все кончилось», чтобы люди ко мне не приставали. – Он юрист. Очень шустро составляет контракты.

– Лулу… – Лукас склонился ко мне над прилавком. В тот вечер на нем была черная рубашка, на фоне которой его кожа почему-то казалась загорелой, а зеленые глаза – особенно яркими. Мне хотелось перепрыгнуть через прилавок и поцеловать его, но дела – прежде всего.

– Тут что-то неладно. Мой папа сбежал, твоя мама тоже. Они оставили нам почти одинаковые записки. Оба сказали, чтобы мы не ждали от них вестей. – Я скрестила руки на груди. – Знаешь, что еще странно? Отто, уезжая, оставил мне свой номер телефона и новый адрес, но, сколько бы я ни звонила, никто не берет трубку.

– Люди – ненадежные существа, – сказал Лукас. – На них нельзя полагаться. Хочешь услышать кое-что действительно странное? Уолтер запасается зельями. Он явно что-то задумал, вот только я не знаю, что.

– Лулу! Иди сюда, Лулу! – помахал мне Шустрый Эдди.

Шустрый Эдди сделал головокружительную карьеру в карнавальном мире. Когда я была маленькой, он работал оператором карусели. Потом пошел учиться на юридический факультет. Говорил, что мрачный карнавал – идеальная подготовка к работе юриста. Он сам был из карнавальной семьи. По словам его родителей, у них были вампиры в роду. Может, это и правда. Я видела Эдди только по вечерам, и он всегда был очень бледным. Но я стараюсь относиться к этому без предрассудков.

– Привет, Эдди! Хочешь мороженого? За счет заведения.

Он покачал головой.

– Что случилось? Почему ты меня вызвала?

– Это насчет моего папы. И…

– Скоростной Эдвард! – это был дядя Уолтер. Я потянулась, чтобы убрать табличку «Еды нет», но Лукас уже сделал это. Он бросил табличку за прилавок и повернулся к отчиму. Уолтер широко улыбался, но улыбка у него была хищная, как у акулы. – Давно не виделись, Эдвард.

Шустрый Эдди коснулся полей своей шляпы.

– Меня зовут Эдди. Шустрый Эдди.

– Я слышал, ты теперь юрист, – сказал Уолтер. –