Звезды – холодные игрушки - Сергей Лукьяненко

Это что ж такое, я имею право пописать в гордом одиночестве?

– Чего ждете? – миролюбиво спросил я, подходя к кучке зэков.

– Ник, ты должен принять работу дневального, – ответилТараи. Он уже прочно занял положение моей правой руки, посредника при разговорах.Остальные старались на меня не смотреть. Троица, попытавшаяся вчера вступитьсяза Клея, вообще держалась поодаль. Только светловолосый любимчик Гартерарешился на ненавидящий взгляд исподлобья. А где сам низложенный пахан?

– Дневальный – Клей?

– Да, Ник.

Я молча прошел в санитарный блок.

Клей Гартер стоял над унитазами, методично шаркая длиннойщеткой по белому пластику. Пахло хлоркой. Надо же, методы дезинфекции у насодинаковые.

– Санитарный блок вычищен, – ровным, лишенным эмоций голосомпроизнес он.

– Верю, – сказал я.

Левая рука Клея по-прежнему была в прозрачном лубке, но я соблегчением отметил, что он владеет ею почти свободно.

Земле бы такую медицину!

– Ник Ример, я хочу поговорить с тобой, – сказал Клей,по-прежнему не оборачиваясь.

– Давай.

– Неофициально.

– А я требовал чего-то иного? Валяй, только быстрей, а тонарод страдает.

Клей открыл неприметный шкафчик в стене. Бросил щетку втазик с каким-то раствором. Обернулся.

– Кто ты?

– Я же представлялся.

– Ты не регрессор, – убежденно сказал он. – Может быть, яплохой человек. Но я был хорошим Наставником. Ты не тот, за кого себя выдаешь.

Только этого мне не хватало!

– Не собираюсь тебя переубеждать. Я Ник Ример. Мне ненравятся порядки этого санатория. Вчера я это наглядно объяснил. Вот и всё.

– Здесь десять корпусов, – негромко сказал Клей. – Я не будуврать, что все старшие меня любят. Но такого наглого переворота они недопустят.

– Тем хуже для них.

Несколько секунд он буравил меня взглядом. Потом обмяк.

– Может быть… Не знаю, как и почему, но ты сможешь водиночку взять здесь власть. Наверное, сможешь…

– Что за странные речи от бывшего Наставника? – спросил я. –Какая власть? Все равны! – Подошел к сверкающему унитазу, расстегнул брюки. –Ничего, если я займусь делом? Тебя это не смутит… не возбудит?

– Дурак, – презрительно сказал Клей. – Наша пища не содержиттранквилизаторов. Пройдет неделя-другая, и тебе самому придут в голову странныемысли.

– Я не собираюсь здесь задерживаться, – бросил я, торопливообдумывая его слова. Вот как. Транквилизаторы. Медицина на службе прогресса. Кчему тратить энергию на секс, когда его можно заменить Дружбой и Трудом?

Клей захохотал:

– Ты говоришь это мне? Своему не-другу? Ты хочешь нарушитьрешение и покинуть санаторий?

– Да. А теперь скажи, ты рискнешь об этом рассказать?

Он снова зашелся в приступе смеха. Резко замолчал:

– Откуда ты знаешь наши законы?

– Эти законы везде одинаковы.

– Ты же регрессор… работал у Дальних Друзей… НесостоявшихсяДрузей… Да, да. Я не буду тебя закладывать, Ник Ример. Но это и невозможно.Проверяющий прибудет лишь через месяц. Связи с внешним миром нет.

– Прекрасно. – Я направился к умывальнику.

– Ник, если ты еще не понял… санаторий окружен поселениемГибких Друзей. Они помогают нам в лечении. И присматривают, чтобы мы ненарушили режим.

– И чем страшны эти пиявки? – спросил я.

Клей покачал головой:

– Порой мне кажется, что у тебя нет амнезии. А потом яубеждаюсь, что ты начисто лишен памяти… Ты ведь сам ответил! Регрессор Ник, счего начался контакт с Гибкими Друзьями?

Знания Ника Римера, его сознание, отраженное в словах,среагировали быстрее, чем я.

– Внешняя. Разреженный воздух. Пески. Холод. Подпочвенныеозера. Пиявки. Жертвы. Облавы. Признаки цивилизации. Регрессия. Воспитание.Дружба…

Клея Гартера этот словесный поток ошеломил не меньше, чемменя самого.

– Ты словно конспект к экзамену готовишь… – сказал он.

– Может быть. Ну и чем ты меня пугаешь? Гибкие – нашиДрузья.

– Гибкие – друзья людей. Но мы-то уже не люди. Мы больные.Нас лечат. Выход за территорию санатория – полная потеря разума. Исключение изчисла людей. На первый раз тебя простят, Ример. Спроси у своего дружка, как этобудет. На втором побеге ты просто исчезнешь.

Я помолчал, обдумывая его слова. Зачерпнул жидкого мыла иземкости над раковиной.

– Значит, второго побега не будет.

– Зря с тобой спорил вчера, – сказал Клей. – Надо было лишьподождать. Немного.

– Мне кажется, пора освобождать блок, – ответил я.

– Ник! Я хотел… попросить тебя.

– Говори.

– Я хочу выйти на работы сегодня.

– Зачем? Ты еще болен. – Я кивнул на закованную в лубокруку.

– Боюсь… за Тика.

– Это тот паренек?

– Да. Боюсь, он наделает глупостей.

– Сволочь ты все-таки, – сказал я. – Ладно. Поработай. Мневсе равно.

Люди за дверью встретили мое появление одним общим вздохом.

– Свободно, – сказал я.

К двери метнулись все сразу. Даже троица клеевских шестерок.Даже бедолага Тик. Даже мой новый приятель Агард. И на всех лицах читалисьоблегчение и благодарность.

Как легко стать хорошим!

Надо на время отнять у людей какую-нибудь примитивную, нонеизбежную потребность. А потом барственным жестом вернуть.

И любовь к тебе станет искренней и неподдельной.

После завтрака я переоделся. Тараи притащил мне одежду,подобную той, что была на нем. Ватник, который стал бы культовым предметомсреди обитателей земных концлагерей, довольно легкий и очень теплый. Толстыестеганые штаны. Неуклюжие ботинки, носки, перчатки…

По крайней мере холодом пациентов санатория не мучили.

От своего серого костюма я избавился без всякого сожаления.Он принадлежал не мне, а Нику Римеру, которого больше не было в живых.

– В чем состоит наша работа? – спросил я Агарда.