Звезды – холодные игрушки - Сергей Лукьяненко

– Как быстро они передвигаются?

Тараи всплеснул руками. Теперь бывший историк казалсяперепуганным насмерть.

– Парень, опомнись! Прошу тебя, опомнись! Мы тут многоеизменим, я вчера долго не спал, думал. Вся идея санаториев искажена, но в тебеесть сила, стержень духовный! Мы все сможем изменить! И это не просто поможетжить, это изменит нашу судьбу! Проверяющие отметят положительный эффект,решения будут пересмотрены. Пройдет год-другой, нас переведут в другойсанаторий, мягкого режима. Прецеденты были! А потом, кто знает…

Мне было его жалко. Очень жалко. Может быть, он и не верил всвои слова, но я хорошо понимал, как приятно было Тараи помечтать вчеравечером, за кружкой самогона, вознесясь от положения шута до роли советника.

А без меня ему конец. Клей сделает его жизнь невыносимой.

Значит, придется забрать Тараи с собой… вот ведь ещепроблема…

– Как быстро Гибкие…

– Куда быстрее человека! И они почти неутомимы, а окружающаясреда для них вполне комфортна!

– Агард, ты не волнуйся, – попросил я. – Тебя я не брошу.Уйдем вместе.

Он в ужасе уставился на вышку. Может быть, Гибкие способныуловить наши слова, отсеять их от вибрации шагов и плеска волн?

– Я не собираюсь совершать необдуманных поступков, – сказаля. – Поживем, посмотрим… что да как…

Кажется, это его немного успокоило. Тараи часто закивал:

– Осмотрись, осмотрись, Ник. Ты мне обещаешь?

– Да.

Я говорил честно. Я верил себе в эту минуту.

Просто все учесть невозможно.

* * *

Работа было тяжелой, бессмысленной и абсолютно не требующейприменения мозгов. Нормальная работа зэка. На расстоянии полукилометра от наструдилась еще одна группа, далее – еще. Темные пятна на снегу, копошащиеся,таскающие к линии прибоя камни.

Вначале мы нашли три точки на берегу, где волны и ледразмыли берег. Разбившись на пары, начали стаскивать к берегу камни, выгребаяих из-под снега. Укладывать в шипящую воду. Засыпать галькой и песком.

Безумие. Мартышкин труд.

– Скоро обед, – тяжело дыша, прошептал Агард. – Хорошосейчас горяченького похлебать…

За обедом требовалось возвращаться в бараки. Еще однавыводящая из себя глупость. Тащиться по снегу туда и обратно, вместо того чтобыс утра взять какие-нибудь термосы или нагреватель.

Но, наверное, в этом был сокрыт какой-то высший, недоступныймне смысл трудотерапии.

– Охраняют нас лишь Гибкие? – спросил я, швыряя в водуочередную лопату мерзлой грязи.

– А кто еще? Маленькие Друзья здесь сразу загнутся…

Мысли о людях-надзирателях он даже не допускал.

Это хорошо.

Куалькуа, возможно убить Гибкого?

Убить можно любое существо.

Без оружия?

Недостаточно данных.

Я продолжал копать, когда слабый голосок зашептал всознании. Впервые куалькуа обратился ко мне с вопросом:

Петр, убийство Гибкого для тебя более допустимо, чемубийство Геометра?

Наверное.

Спасибо.

Я не хотел ему лгать. Впрочем, возможно ли соврать существу,живущему в твоем теле и читающему твои мысли?

Как бы там ни было, я рад отсутствию надзирателей-людей…

Со стороны вышки послышался шорох, и я прекратил работать.Воткнул лопату в мерзлый песок. Уставился на вышку. Моему примеру последовалиостальные.

Стенки гнезда разошлись, пропуская наружу длинное сизоетело. Гибкий свесился вниз, покачался немного на десятиметровой высоте,подергивая кончиком тела в разные стороны. Потом отцепился и с легким всплескомупал в воду.

Никто не двигался. Все чего-то ждали.

– Что он делает? – спросил я Агарда. Лицо того сталокаким-то мертвенным, пустым.

– Охотится. Здесь много рыбы.

Вода у берега забурлила, и показалось тело Гибкого.Обращенный к нам конец тела изменился, раскрылся тремя лепестками. Сверкнулиострые зубы, в которых была зажата вяло бьющаяся, затихающая рыбина.

– Они едят нашу органику? – поразился я.

– Они всё едят. Очень адаптированные организмы.

В голосе Агарда не было злости, только тоска. Гибкийнеторопливо выбирался на берег, оставляя в снегу змеящуюся борозду. Я вздохнули взял лопату. Пора работать…

– Гибкий Друг!

Я дернулся от этого крика. Тонкий, истеричный вопльлюбимчика Клея распорол тишину. Парень бежал к Гибкому по берегу, размахиваяруками и крича:

– Гибкий Друг!

Чужому, похоже, эти вопли были безразличны. Он продолжалползти, удаляясь от нас. А вот Клей кинулся следом за парнем:

– Тикки! Стой, Тикки! Стой!

Агард схватил меня за плечо:

– Он нарушит периметр! Не двигайся. Ник!

– Гибкий Друг! У нас асоциальный больной! Опасный больной!Вмешайтесь!

– Стой, Тикки!

В происходящем было что-то жалкое и трагическоеодновременно. Эта парочка голубых и впрямь любила друг друга.

– Гибкий…

Я не заметил мига, когда паренек пересек периметр – линиюмежду двумя вышками. Она никак не была отмечена, незримая запретная черта. Онасуществовала только в нечеловеческом сознании Гибкого Друга.

И чужой среагировал. Он начал двигаться назад, неповорачиваясь, сменив направление с легкостью существа, имеющего две головы.То, что раньше казалось хвостом, раскрылось лепестками пасти.

Парень завопил, останавливаясь. Может быть, успей онвернуться за периметр, Гибкий не стал бы его преследовать. Но инерция оказаласьслишком высока, а способностями Чужого он не обладал. Тик упал на колени –вязаная шапка слетела в снег. Чужой налетел на него, подмял, свился клубком надтелом, вскидывая вторую пасть с по-прежнему зажатой рыбиной вверх. Раздалсякакой-то хлюпающий звук. Он же лишен звуковой коммуникации!

– Получит предупреждение… – прошептал я, словно пытался самсебя убедить.

– У нас у всех есть по предупреждению! – выпалил Агард.

В следующий миг я уже бежал. Сжатая в руках лопата мешала, яотшвырнул ее в сторону. Гибкий крутился над телом паренька, вторая пасть,задранная в небо, рывками заглатывала снулую рыбину.