Страх. Почему мы неправильно оцениваем риски, живя в самое безопасное время в истории - Дэн Гарднер

США в буквальном смысле начали военные действия уже через полтора года после 11 сентября 2001 года, только мишенью стал не Усама бен Ладен, а Саддам Хусейн. Прямых доказательств причастности иракского диктатора к теракту 9/11 не было. Зато были свидетельства, что ключевые политики администрации Буша искали возможность сместить Саддама Хусейна. Также общеизвестно, в том числе благодаря Ричарду Кларку, главному специалисту Белого дома по борьбе с терроризмом, что администрация президента США попыталась обвинить в теракте Саддама Хусейна еще до того, как рассеялся дым над тем местом, где стояли башни-близнецы. Ключом к достижению обеих этих целей была угроза, что в руках террористов может оказаться оружие массового поражения.

К моменту, когда 29 января 2002 года Джордж Буш выступил с ежегодным обращением к Конгрессу «О положении в стране», основной вектор был уже очевиден. «Сегодня наша страна находится в состоянии войны. Наша экономика переживает рецессию, а весь цивилизованный мир столкнулся с беспрецедентной угрозой, – начал Буш. – Ирак не скрывает своей враждебности к США и своей поддержки терроризма. Иракский режим планирует создать биологическое, химическое и ядерное оружие в ближайшие десять лет». В своем обращении Буш выделил Иран и Северную Корею. «Эти режимы вместе со своими пособниками-террористами образуют ось зла, угрожающую миру во всем мире. Они пытаются создать оружие массового поражения и могут предоставить его террористам, обеспечив тем средства для достижения их целей. Они могут напасть на наших союзников или шантажировать США. В любом из этих случаев цена бездействия будет катастрофической».

Та же мысль красной нитью проходила в так называемом «Меморандуме Даунинг-стрит» – секретном британском документе, подготовленном в июле 2002 года. В нем глава британской службы внешней разведки МI6 докладывал о своих переговорах в Вашингтоне: «Военные действия оцениваются как неизбежные. Буш намерен сместить Хусейна в ходе силовой операции под предлогом борьбы с терроризмом и наличия у Ирака оружия массового поражения. Однако разведданные и факты говорят о политической подоплеке».

К моменту следующего ежегодного обращения президента США к Конгрессу в январе 2003 года администрация президента уже готовила вторжение в Ирак, а речь самого Буша больше напоминала отрывок из романа Тома Клэнси[42]: «Саддам Хусейн оказывает помощь и поддержку террористам, включая членов Аль-Каиды. У него есть возможность тайно предоставить оружие террористам или помочь им создать собственное оружие. До событий 11 сентября многие в мире верили, что Саддама Хусейна можно сдержать. Но сдержать химические вещества, смертельные вирусы и тайные террористические организации не так-то просто. Представьте, на что были бы способны те же 19 террористов, обладай они другим оружием и другими планами, если бы их вооружал Саддам Хусейн. Было бы достаточно одного пузырька, одной коробки, одного ящика, доставленного в нашу страну, чтобы устроить такой ужас, которого мы еще не видели… Мы сделаем все, что в наших силах, чтобы не допустить этого никогда».

Для Внутреннего голоса сценарий, описанный Белым домом, был пугающим на двух уровнях. Во-первых, свою роль сыграла сложность истории. Саддам Хусейн мог создать оружие массового поражения; он мог передать его террористам; террористы могли применить его для атаки на США. Как мы уже отмечали ранее, чтобы катастрофа все-таки случилась, нужно, чтобы произошло каждое из последовательных событий этой цепи. По этой причине чем сложнее сценарий, тем меньше вероятность его исполнения. Но Внутренний голос оценивает его совсем по другим принципам. Если хотя бы одно из звеньев этой цепи покажется ему типичным – в том смысле, в котором землетрясения типичны для Калифорнии, – в действие вступит Правило типичных вещей, и Внутренний голос сделает вывод, что события более вероятны, чем говорит простая логика. «Типичный» элемент сценария, рассказанного администрацией президента, был очевиден. «Разве кто-то сомневается, что если бы у боевиков Аль-Каиды было оружие массового поражения, то 11 сентября они воспользовались бы им, а не угнанными самолетами?» – писал Ричард Лесснер, исполнительный директор Американского консервативного союза в журнале Weekly Standard. Да, это вполне вероятно, уверен Внутренний голос. Так что весь сценарий начинает казаться более правдоподобным: Внутренний голос любит хорошие истории.

Предупреждения, высказанные администрацией президента, были пугающими и очень яркими: «Мы не хотим, чтобы неопровержимым доказательством стало облако от ядерного взрыва». Эмоций, которые вызывает это предупреждение, вполне хватит, чтобы не думать о вероятности самого события. Как сказал Ричард Лесснер: «Меня, например, больше волновали бы дымящиеся руины любого американского города, чем неопровержимые доказательства, указывающие на Хусейна». К черту вероятность!

«Некоторые говорят, что мы не должны действовать, пока угроза не станет неминуемой, – продолжил Джордж Буш в своем обращении. – То есть до тех пор, пока террористы и тираны не объявят о своих намерениях, вежливо уведомив нас о предстоящем ударе? Если позволить этой угрозе реализоваться, для любых действий, любых слов и любых упреков будет слишком поздно».

Эта мысль – мы должны действовать незамедлительно, если есть хоть малейшая вероятность подобного развития событий в будущем, – регулярно звучала в заявлениях Белого дома и, в конце концов, привела к войне в Ираке. В своей книге The One Per Cent Doctrine («Доктрина одного процента») Рон Саскинд, журналист, близко знакомый со многими источниками в Белом доме, приписывает эту мысль вице-президенту Дику Чейни. По словам Саскинда, сразу после теракта 11 сентября Чейни заявил, что «если есть хотя бы один процент вероятности, что террористы могут получить оружие массового поражения – а небольшая вероятность этого некоторое время существовала, – США должны действовать незамедлительно, словно эта вероятность абсолютная». По сути, Чейни руководствовался принципом предосторожности.

Это противоречие затрагивает саму суть политики управления рисками. Представители левых партий придерживаются принципа предосторожности. Он закреплен в законодательных инициативах Европейского союза. Экологические активисты постоянно о нем говорят. При этом представители правых относятся к нему с предубежденностью. Фактически администрация Буша выражала открытую враждебность попыткам Европейского союза применить принцип предосторожности в регулировании в сфере здравоохранения и экологии. В мае 2003 года, вскоре после того, как США ввели войска в Ирак, руководствуясь принципом «лучше перестраховаться, чем потом раскаиваться», Джон Грэм, возглавлявший в Белом доме управление по вопросам информации и нормативно-правового регулирования, заявил в интервью New York Times, что администрация Буша считает принцип предосторожности «мифической концепцией, чем-то из разряда единорогов». В то же время левые, особенно в Европе, подняли на смех аргумент Буша – «если дожидаться, пока угрозы полностью материализуются, будет слишком поздно». Левые требовали более весомых доказательств наличия у Саддама Хусейна оружия массового поражения, сомневались, что Хусейн связан с Аль-Каидой, утверждали, что есть менее радикальные меры, которые приведут к той же цели, а также настаивали, что следует тщательно взвесить риски от военного вторжения и от бездействия, – словом, приводили все те аргументы, которые использовали администрация Буша и другие консерваторы, когда экологические активисты ссылались на принцип предос­торожности, скажем, для запрета определенных химических веществ или требуя действий, чтобы остановить изменение климата. Месяцы, предшествовавшие вторжению американских войск в Ирак, как никогда наглядно продемонстрировали, насколько избирательно люди могут относиться к понятию предосторожности.