Конь-Призрак - Ричард Кнаак

— Свобода! Ах, как сладок твой вкус! Отличная работа, моясмертная кукла-марионетка! Превосходная работа! — Он одарил заклинателя чуть лине нежным взглядом. — За это ты получишь от меня бесценный подарок — я уверен,за последние дни ты по нему истосковался! Сон! Глубокий освежающий сон способентворить чудеса! Кстати, когда проснешься, окажи мне еще одну услугу: отыщиисточник магии враадов — эту омерзительную книгу — и сожги ее! А сейчас —спать!

Дрейфитт рухнул на пол.

Бросив последний презрительный взгляд на комнату, котораябыла его темницей, Темный Конь встал на дыбы, открыл туннель в иное измерение иисчез.

Когда день уже готовился прийти на смену ночи, объекттревожных поисков Темного Коня появился в другом месте. Это помещение являлосьполной противоположностью той тесной клетке, куда заперли Темного Коня. Онобыло чуть поскромней личных покоев короля Меликарда, но не менее изящноотделано и вполне достойно царственной особы.

Сумрак провел пальцем по краю массивной золоченой кушетки.На пальце собралась пыль. Волшебник остался доволен. Сюда уже много лет никтоне входил.

Россказни трактирщика оказались правдой. Эти покои некогдапринадлежали лорду Грифону, легендарному птицельву, правителю Пенаклеса —легендарного Города Знаний. Грифон был ему то другом, то соперником — взависимости от того, какая сила владела Сумраком. Грифон понимал его лучшевсех, за исключением разве что Темного Коня. Стирая пыль с кончика пальца,волшебник почувствовал, что чуть ли не скучает по бывшему сопернику.

Ходят слухи, что Грифон сейчас за Восточными морями,участвует в какой-то бесконечной войне. Генерал Тоос, которого Грифон оставилуправлять Пенаклесом во время своего отсутствия, отказался возложить на себякоролевскую мантию, несмотря на мольбы придворных. Вместо этого Тоос объявилсебя регентом Пенаклеса. Он пользовался властью, равной королевской, нособирался отказаться от нее в пользу Грифона, когда тот вернется.

Сумрак обошел комнату по кругу, изучив по очереди всепредметы, которые здесь находились. По обе стороны от входа стояли два железныхчеловека. Это были големы — одушевленные статуи, изготовленные прежнимвластителем Пенаклеса для охраны своих личных покоев. Поразительно быстрые иподвижные, големы мгновенно убили бы волшебника, если бы он не знал, как с нимиобходиться. Нужно было произнести слова, вложенные, как пароль, в самуюсердцевину их сущности — услышав их, големы замирали, точно статуи. Сумракпроизнес эти слова, после чего окончательно материализовался. Он воспользовалсятем, что Грифон некогда посвятил его в свои секреты. Волшебник довольно хмыкнули подошел к стене, на которой висел предмет его поисков: большой, затейливорасшитый гобелен, изображающий Пенаклес.

Это была древняя вещь, древнее самого волшебника. Сумракосторожно притронулся к ней. Регент не забрал гобелен, он оставил его висетьздесь, и это говорило о многом. Генерал Тоос не скрывал своей неприязни кмагическим предметам, хотя и мирился с их присутствием.

Сумрак, склонившись, стал внимательно рассматривать гобелен.На нем можно было различить каждую улицу, каждый дом Пенаклеса. Несмотря на то,что он был выткан во времена основания Города Знаний, на нем были изображены исовсем новые дома. Впрочем, сам гобелен был лишь мостиком к еще большему чуду.

— Сколько лет прошло, а ты все такой же безотказный, —прошептал Сумрак. Создатель этого шедевра был поистине гением — даже Сумракпризнавал это.

Он изучал гобелен несколько минут, отыскивая нужную отметку.

Она менялась со временем, как менялся и весь город. Иногдаона выглядела как изображение книги, иногда — как буква. Немало символовсменилось за эти века, и многие из них были весьма замысловатыми.

« Как бы мне пригодились твои зоркие глаза, лорд Грифон! Ужты-то всегда умел разглядеть нужный символ с первого взгляда!»

И тут его взгляд наткнулся на крошечный изогнутый флажок.Только Сумрак, единственный из всех ныне живущих, встречал такой символ раньше.На лице его промелькнула улыбка.

— Ну и мрачный же у тебя юмор! — обратился он к гобелену. —Даже мой… мой отец восхитился бы им!

Отец. Волшебника передернуло. Не все возвратившиесявоспоминания были приятными.

Он вновь нашел значок и слегка потер его пальцем. Комнатавнезапно дрогнула и расплылась. Покои Грифона сменились длинным коридором.Потом гобелен исчез. Волшебник оказался в коридоре, уставленном бесконечнымиполками с книгами — толстыми томами, похожими друг на друга по размеру и цвету.

Гобелен действовал по-прежнему. Сумрак стоял в легендарныхБиблиотеках Пенаклеса, которые возникли даже раньше самого города. Память постепенновозвращалась к Сумраку — он вспомнил странное подземное здание под Пенаклесом,которое никогда не оставалось на одном месте. Его происхождение было неизвестнодаже Грифону. Сумрак предполагал, что оно, как и чары, использованные колдуномМеликарда, осталось от давно ушедшей в небытие расы враадов.

Здесь не было ничего, кроме бесчисленных книжных томов.Коридор, в котором стоял волшебник, и другие, видневшиеся впереди, освещалисьнепонятным образом. Полы были покрыты отшлифованными мраморными плитами. Полкиказались совсем новыми, хотя Сумрак знал, что это далеко не так. Здесь, вБиблиотеках, время словно остановилось.

— Наконец-то ты вернулся.

Перед Сумраком стоял крохотный яйцеголовый человечек впростой суконной одежде. Руки у него были такие длинные, что почти касалисьпола, — может быть, из-за удивительно коротких ножек. С головы человечкасвисала одинокая прядь волос.

Это был гномс — может быть, единственный гномс в мире.Насколько помнил Сумрак, библиотекарями всегда были гномсы, и все они былинеотличимо похожи друг на друга.

— Десять лет — не такой уж долгий срок для нас с тобой, —поддразнил его волшебник, вспоминая свой прошлый визит в компании с лордомГрифоном.

Гномс услышал насмешку в его голосе и просто ответил:

— Нет, не десять — тысяча тысяч лет, вот как. Это долгийсрок даже для нас с тобой.

Волшебник застыл, как статуя, хоть на лице его ничего неотразилось. Он попытался что-то сказать, но не смог. Гномс не стал дожидатьсяответа.

— Здесь нет того, что ты ищешь. Это, наверное, единственноезнание, которое Библиотеки не захотели принять в себя.

Он говорил о Библиотеках как о мыслящем существе, иволшебника передернуло. Ему было неприятно чувствовать себя в брюхе живойтвари.