Город звериного стиля - Ольга Сергеевна Апреликова

тянуло теплом – но не приподнял плиту, а почти без усилия отжал в сторону, и бетонный квадрат мягко уехал под стену.

– Это тоже батя мудрил. Можно задвинуть за собой, так сверху ни следа, хоть пожар пересидишь, хоть бандитов.

– Приходилось?

– Беглых прятали при Сталине, да. Ну что, идем?

И он стал спускаться в темноту. Кажется, деда радовала эта экскурсия. И что внук обалдел от тайных конструкций – тоже. А Мур в самом деле обалдел. Какие ж сокровища тут спрятаны? А что-то долго спускаться…

Дед где-то щелкнул выключателем. Свет.

Мур постоял и сел на ступеньку. Это был подвал от дворца, а не от маленького домика. Просторный подземный зал, куда больше по площади, чем дом, глубокий, с кирпичными, идеально геометрическими сводами, с желтыми, в обрешетке, лампами по стенам. У стены – деревянная тележка на резиновых колесах, груженная коробками, у лестницы – новое, еще запечатанное ведро краски. Больше ничего. Чистота и запах кирпичей. Пол – ровная цементная стяжка.

– А тепло почему?

– Заметил, молодец. Это теплый пол я сам в позатом году положил. А то аж до ревматизма простужался.

В стене напротив оказалась деревянная, в железной оковке дверь. Вот к ней-то и понадобился ключ. Мур шел вслед за дедом на мягких от волнения ногах. Как будто попал в фильм. Как деду и его бате и тем, кто раньше тут жил, удавалось сохранять это все в тайне от властей? Суседушко помогал глаза отводить? Глянул вокруг – показалось, за колесо тележки спрятался кто-то маленький, похожий на веник. Ну нет, почудилось.

Дед отпер дверь и опять щелкнул выключателем. Там осветились еще краснокирпичные пространства со сводами. Этот зал был поменьше, но в стене напротив Мур с изумлением увидел окованные ворота с громадными дубовыми балками запоров. В эти ворота точно могла проехать ломовая телега. Или джип.

Дед, будто извиняясь, сказал:

– Ворота недействующие. Лет полтораста назад снаружи почву подмыло грунтовыми водами, дорога к воротам вместе со всем склоном и обвалилась. А прадеды подумали – и постепенно наглухо зарыли. У Мурашей тогда такие амбары на пристани были – что ты! Незачем стало и в гору товар таскать. Лучше укромное место сделать, чтоб как подвалы в банке. Камня навозили, песка, стенку подпорную снаружи ворот поставили, сверху земли навалили. Ливневку подземную, правда, сначала устроили по всей науке.

– Но зачем? Чтобы что тут хранить так укромно?

– А что есть, то и хранить. А то ты историю страны не знаешь. То бунты, то бандиты. Одна Лбовщина чем вон обернулась…

– Лбовщина?

– Да «Лесные братья»-то, в первую революцию, в девятьсот пятом году. Боевики-партизаны. И это еще только начало было. А потом то Колчак, то коммунисты, то расстрелы, то грабеж. Потом Сталин, аресты-этапы, статьи расстрельные за все, потом война. Дальше мирное время, светлое – только, может, потому, что я молодой был. В молодости все светлое. Учился, дальше все экспедиции… А потом развал Союза, девяностые. А что еще впереди – кто знает? Не то чтоб мы тут богатства какие скрывали, наши руки – наше богатство, да только к рукам-то и инструмент нужен, и припас, и, главное, возможность работать спокойно и вольно. Ты вот тоже… Как меня не станет, мастерские наши не показывай. Разорить-то их – дело недолгое, а они ведь веками ладились. Понял ли?

– А если дом под снос пустят?

– А в Кунгуре у меня в доме тоже подклет каменный. И подвалы. Не такие богатые, конечно, но дело вместят. «Под снос»… По уму-то не под снос бы, а музей горнорудного дела… Да доверия нет. Так что который век уж таимся. Никто и не помнит, что тут вообще в бугре этом разгуляевском есть. Некому помнить. Думают, чего, шахты старые, а тут купцы такие подвалы возводили! Кама-то рядом, с парохода или с баржи погрузил – и в горку, прям в подвал на телеге заезжай, храни любой товар. Короткая память у народа… Да еще эту память все, кому надо и не надо, то и дело обрубают.

– Памятник зодчества…

– Да как его открыть! Вот ежели бы в будущее заглянуть было можно… А так опасливо что-то. Поживем – увидим, спешить некуда. А так – не бойся, никто не знает, – дед ткнул пальцем в потолок: – Там еще лет пять назад огород соседский поверху был, а дальше уж гаражи да лог… Ну что, сохранять будешь? Или на кирпичи продашь? Смотри, царский кирпич, говорят, дорогой поштучно-то.

– Нет уж, так, домом-то, подороже… Дед, а почему ты мне это все хочешь отдать, а не отцу моему? – спросил Мур и задохнулся. Похоже, у деда история какая с сыном, которой он делится не хочет.

– Так он где? То-то и оно. А ты – вот он, – усмехнулся дед. – Не к рукам ему. Пусть уж… Живет как знает. А ты вот примечай, видишь, вон еще ход… Пойдем-ка.

В помещении рядом в стороны расходилось два тоннеля высотой чуть больше полутора метров. Дед кивнул на тот, что был перекрыт решеткой:

– Сюда вот ход к ливневке, зимой-то сухо, но летом в дожди, бывает, течет; слышно, как журчит. Там плита каменная на роликах, она ход вниз, к канавке, прикрывает, я там с пацанов не был, узко там совсем, да и опасно. Мало ли что размыло. Не лазь, склизко там. А так вода раньше-то, сто лет назад, в пруд уходила, а теперь точно и не знаю куда, может, в старые штольни, может, в коллектор к Егошихе. Все одно – в Каму. Так-то вся гора сыровата, в грунтовых водах. Сочится. Вот и придумали водоотведение такое.

– А второй ход?

– Сейчас увидишь. За тем и пришли.

Поздним вечером Мур сидел у себя на кровати и все никак не мог заставить себя лечь. Стоило закрыть глаза, и мозг начинал показывать бесконечные бурые кирпичи, муфельные печи[6], вальцы, фрезерные и гравировальные станки, тигли, анку с пунзелями[7], тисочки и очень много всевозможных инструментов, названия которых сразу невозможно запомнить. Но у Мура всё еще ныли руки от желания подержать их, пустить в дело все эти флацанки[8], чертилки и штихели.[9] Сделать что-то. Дед сказал, что научит.

От беленого бока печки шло тепло. А эта вот печь, которую дед топит из кухни, она с «чем-то»? Или с кладом? Теперь всего можно ожидать.

Чтобы успокоиться, он встал и шагнул к окну. Снег. Он прислонился лбом к стеклу. И тут же с конца улицы, из черноты лога по снегу двинулся к нему силуэт – будто взгляд Мура был для черноты ощутим и она отозвалась этим клочком мрака. Казалось, взгляд притягивал мрак, как магнит. Мур отшатнулся от окна, не отрывая глаз от черной тени. Закричать? Нет, там дед только уснул, все кашлял, не надо его тревожить…

И тут он понял, что на улице внизу просто собака. Та, черная, косолапая. Но сейчас она не проковыляла мимо по своим делам, а остановилась под окном и подняла к Муру узкую, длинную, какую-то вовсе не собачью морду; глазки ее блестели как черные пуговки, едва различимо. Чего ей? Какая ж она жуткая… И смотрит насквозь. Да тьфу. Это просто бродячая собака.

3

– Если у человека есть друзья – значит, человеку можно доверять, – сказал дед, когда вскоре после боя курантов Муру позвонил Денис и позвал погулять в центр. – Иди, конечно, новый город, праздник, семнадцать лет! Гуляй! На денежек с собой на всякий случай.

И ушел в кабинет. Дед будто совсем не беспокоился, что с Муром что-то может стрястись. То ли в судьбу верил, то ли в «суседку», то ли в самого Мура.

Все встретились около часа ночи на большой улице, и Денис, конечно, пришел не один. Был и Колик, и другие ребята и девчонки из класса, которых он помнил по школьным елкам, и незнакомые. Шумные, смешные. Пока подходил, видел, как они засовывают мятные конфеты в бутылку с газировкой и, хохоча, отпрыгивают, когда бутылку начинает бурно тошнить пеной. Когда он подошел, бутылка еще отплевывалась, дергаясь в сугробе.

– А ты что, в Разгуляе живешь? – прищурил глаза Колик. – Что, в хибарках?

Видел бы он подвалы под этой хибаркой! Этим мальчишкам и девчонкам из многоэтажек