Мука разбитого сердца - Борис Акунин

– Вот она, – кивнул штабс-ротмистр в сторонуберега. – Только не все разом головы поворачивайте.

На скале, прямо над обрывом, нависла прелестная вилла впсевдоготическом стиле. С обеих сторон от нее росли деревья, дальше виднелсясрез высокой стены, обрывавшейся на самой кромке.

– Нет, отсюда тоже не подберешься. Черт!

Козловский сердито швырнул за борт окурок папиросы.

Итоги рекогносцировки выглядели неутешительно, полностьюподтверждая агентурные данные.

Вилла Зоммера представляла собой настоящую цитадель.

Со стороны озера ее надежно прикрывал обрыв. С суши виллабыла окружена двухсаженной стеной. В саду постоянно дежурили двое часовых –очень бдительных. Еще четверо охранников в самом доме. И это не считая шестеркителохранителей, повсюду сопровождавших президента «Шпионской биржи».

– «Ты правишь в открытое море, где с бурей несправиться нам! В такую лихую погоду нельзя доверяться волнам!» – развивалводную тематику Булошников следующей песней.

– Побереги голос, дура! Вечером выступление, –раздраженно прикрикнул на сотрудника князь.

Лодка сбавила ход под самой кручей. Алеша задрал голову,присвистнул. Эркер виллы торчал высоко вверху, похожий на бастион неприступнойкрепости.

– Да, с воды не подступишься. Что будем делать, ЛаврКонстантинович?

– Искать решение. Это уж моя забота. –Штабс-ротмистр нервно дернул усом. – Ваше дело, Романов, обеспечиватькачественное прикрытие. Чтоб на концерте овации были, ясно?

После первого выступления (на языке артистов – аппетизанта,то есть номера, призванного разжечь у публики аппетит) «Алекса Романофф» неотпускали целых пять минут. А ведь когда распорядитель концерта, объявлялнового певца, в ответ раздались вялые, почти сразу оборвавшиеся хлопки…

Конферансье синьор Лоди провозгласил:

– Первое выступление наших гостей из снежной России!Синьор Романофф, из настоящих петербургских казаков. Попросим!

Пока еще немногочисленная публика (время было раннее) жиденькопоаплодировала. К роялю сел принаряженный Козловский. Вышел Алеша в папахе ибелой черкеске с серебряными газырями. Спел для разогрева «Ночь тиха, под лунойтихо плещет волна» – и сразу, без перерыва, выдал «Una furtiva lacrima»Доницетти, свою коронную арию.

Тут-то слушатели и взорвались криками «браво!» «анкора!»,аплодисментами. На этот аппетитный шум в ресторан потянулись новые клиенты, носолист с поклоном удалился, а конферансье объявил, что выступление русскихартистов начнется через час, когда почтеннейшая публика закончит трапезу иперейдет к напиткам.

Сойдя со сцены, штабс-ротмистр обнял и расцеловал певца, чтобыло, конечно, лестно, но физически не очень приятно, ибо князь от волнениясильно вспотел.

– Вы бы, Лавр Константинович, лучше за нотамиповнимательней следили. Привираете.

– Ерунда! Буду играть потише, а вы громче пойте.

В первый вечер отдуваться за всю труппу предстояло лишьпевцам. У Лютикова и Никашидзе было особое задание.

Баритон и аккомпаниатор остались за кулисами, наблюдая черезщель в занавесе, как наполняется зал. К восьми часам не осталось почти ниодного пустого столика, а те, куда никто не сел, были зарезервированы.

– Наши друзья-австрияки пожаловали, – хищнопрошептал Козловский, показывая на двух мужчин с военной выправкой. Они сели кодному из заказанных столов и одинаковым, заученным движением обвели глазамизал. – Усатый – майор Фекеш. Рыжий – его помощник, обер-лейтенант Воячек.

Два столика по соседству оставались незанятыми.

Конферансье сладчайшим голосом продекламировал:

– На сцене несравненная Клара Нинетти! Ученица великойАйседоры!

Судя по тому, как охотно повернула головы вся мужская частьаудитории, номер пользовался успехом.

Заиграла тихая, странноватая музыка, в зале негромко, ноэнтузиастически захлопали.

Обернувшись назад, Алеша увидел готовящуюся к выходудевушку, которой минуту назад за кулисами не было. Тоненькая, с короткостриженными и очень гладкими, будто приклеенными к голове волосами, она скинуладлинную газовую накидку, и Романов не поверил своим глазам. На девушке не былоничего кроме легчайшей античной туники, едва прикрывавшей колени! Чулков, и техне было! Скинув бархатные туфельки, барышня быстро растерла маленькие ступни.Выпрямилась, взмахнула стройной ножкой. Алеша сглотнул. Танцовщица мелькомскользнула по нему большими, круглыми, как у куклы глазами, поцеловала висящийна шее крестик и невесомо, будто ступая по облаку, выбежала на сцену.

Судя по восторженным крикам, поклонников у мадемуазельНинетти было предостаточно.

Ее танец показался Алеше удивительным, ни на что не похожим.Он слышал о «свободном танце», но не видел выступлений Айседоры Дункан, когдата гастролировала в Петербурге, и теперь был совершенно потрясен.

Какая свобода, какая смелость движений, скольконепосредственности, сколько чувства – и сколько чувственности! Неудивительно,что почти все женщины в зале морщились, а почти все мужчины не сводили глаз сэтого ожившего лучика света. Впрочем, у луча света не бывает стройных ножек ипрелестных плеч, обнажавшихся при каждом воздевании рук. Когда же Кларазавертелась в стремительном фуэте, полы туники приподнялись, и по ресторанупрокатилось подобие коллективного вздоха.

Алешу толкнули в бок.

– А? – рассеянно спросил он.

– Ослепли вы, что ли? Вон он!

С сожалением отведя взгляд от волшебной плясуньи, Романоввернулся к исполнению служебного долга – стал смотреть туда, куда показывалштабс-ротмистр.

«Президента» Алеша узнал сразу.

Толстогубый человек в подчеркнуто консервативном костюме, нопри этом с орхидеей в петлице, медленно приблизился к столу, за которым сиделиавстрийцы. Те разом поднялись, поприветствовали губастого коротким поклоном,обменялись с ним рукопожатиями.

За шефом Шпионской биржи, немного отстав, шли двое крепкихмолодцов, шарящих по сторонам профессионально стремительным взглядом.

– Телохранители, – шепнул Козловский, как будтоАлеша сам бы не догадался.

Но это был еще не хвост процессии. Третий молодец, оченьпохожий на двух первых, вкатил в зал кресло на колесиках. Там, прикрытыйпледом, сидел ветхий старичок с неподвижной, будто прилипшей улыбкой наморщинистом личике. А позади шествовал еще и четвертый верзила.