Redrum 2018-2019 - Юлия Саймоназари

нам спящим, и мы прикасаемся к нему, словно во сне, в робкой надежде, что это сойдет нам с рук. И не только мы, но и те, кто знает о нем чуть больше. Кто знает, как его пробудить».

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Что-то приближается к станции. Еще недавно этой звезды не было, но, появившись, она стала ярче и поползла. Разгорелась и будто даже увеличилась. И это не тусклый Фобос, который дважды в день проходит между станцией и Марсом, и не Деймос, обогнавший ее вчера. Это — другое.

На станции есть небольшой телескоп.

Космонавт отталкивается от иллюминатора и плывет к консоли управления. Его зовут Григорий, он покинул Землю двести двадцать дней назад. Он нажимает пару кнопок, телескоп просыпается и начинает послушно перебирать шестеренками отправленные ему угловые минуты и градусы. Защитные створки расползаются, экран темнеет, перед глазами космонавта появляется изображение. Он внимателен и усидчив, он готовился к полету три года. Звездный городок, тренажеры, строгая диета, сто суток на орбите Земли, отдельная жизнь в ожидании старта, тревоги, страхи, сомнения. Он всегда мечтал отправиться к Марсу, в этом он видел свое предназначение и смысл, но сейчас, так далеко от своей планеты и от дома, при взгляде на экран его руки слабеют, а где-то в шее колотится пульс, и вместо ужаса в нем рождается тоскливая, фантастически безрассудная надежда, что это прислали за ним.

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

История полетов к Марсу — картина в черных тонах. За семьдесят лет — более сорока попыток, треть из которых закончилась на околоземной орбите. Вторая треть — немного дальше: не раскрывались солнечные панели, вытекал азот, отказывали двигатели, сбоила связь, ошибалась электроника. Уязвимые и хрупкие космические скорлупки будто специально разрушались назло очередным нашим фантазиям и тщеславным мечтам. И все-таки к началу 2032 года нам удалось забросить на орбиту Марса целых семнадцать автоматических аппаратов. Семь из них еще отзывались на команды Земли, судьбу остальных мы не знали. Тем не менее, наш исследовательский напор не ослаб, и, собравшись с духом, мы отправились к Марсу сами.

Первая в истории освоения планеты пилотируемая миссия состояла из пяти аппаратов: три спутника связи — их разместили по точкам Лагранжа, орбитальная станция и посадочный модуль. Общий экипаж — четыре человека, два на станции, два на высадку. Одна из главных целей — вернуться, оставив на марсианском песке след земного ботинка. Конечно, ветер сотрет его в тот же день, но ведь только буквально.

Кроме этого, мы запланировали обширную исследовательскую программу, привезли огромное количество приборов: детекторы, спектрометры, камеры, фильтры, электромагнитные ловушки, манипуляторы и сияющий ковш. А также два крепких бура, переносной и стационарный, для высверливания твердых пород марсианского камня. Мы хотим узнать все, а это невозможно без проб.

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Второго человека на станции зовут Антон.

— Это наш? — спрашивает он, рассматривая изображение зонда. — Индийский или китайский…

Григорий мотает головой — и не американский. Все космические аппараты прошлого, настоящего и ближайшего запланированного будущего он помнит в лицо. Этот — как незнакомый человек: похож на любого и одновременно ни на кого. И он не из их команды.

Чужой зонд гаснет от соприкосновения с марсианской тенью.

Телескоп неторопливо ползет в укрытие.

— А что Земля? — спрашивает Антон.

— Просят уточнить траекторию и провести дополнительные наблюдения.

— Разумно, — соглашается Антон.

Общение с Землей тяготит Григория, он ждет сообщений Центра с нетерпением и одновременно боится их. Последнюю неделю Земля подозрительно неразговорчива.

Огромный спящий Марс висит над ними, как черное пустое небо. Орбитальная ночь — тяжелое время. В невесомости, где нет верха и низа, весь мир, вся Вселенная вращаются лично вокруг тебя. Можно повернуть их любой к себе стороной. Только выбрать сложно. Порой кажется, что на голову падает целая планета, гигантский тяжелый шар. Раздавит или столкнет в бездонный космос, в самую глубокую и враждебную из бездн. Развернешься иначе, и тогда под ногами не окажется вообще ничего. Бездонный черный колодец, над которым прощально рассыпаны звезды. Висеть, будто держась за них. Стремиться к ним, застыв над пугающей пустотой. Чувствовать, как за спиной все ближе и отчетливей дышит смертельным холодом бесконечный космос — опасное и терпеливое ничто.

Григорий ворошит данные бортового компьютера, проверяя и перепроверяя свои знания и память. Но перед глазами стоит тревожное лицо Лизы, его жены, ее слезы, которые она не в силах скрыть, а в ушах, будто эхом, ее несказанные, пропитанные болью слова. Она не может объяснить, нельзя, но он понимает ее точно и чувствует холод — что-то случилось с сыном. Неделю назад, на двести тринадцатый день его полета. Сейчас он должен думать о другом, направлять свои мысли прочь от бесформенных волнений, как учили, как должен. Он ищет данные по космическим аппаратам, и память не врет — ничто из когда-либо построенного на Земле не является тем, что показал телескоп. Ленивый воздух станции сотрясает посторонний звук, заглушает привычное щелканье дозиметра и шипение вентилятора. Он проходит резкой волной по сообщающимся колбам вытянутых помещений. Нервно пищат индикаторы, сипло стонет аварийный будильник. В это время космонавты обязаны спать.

— Мы с ним столкнулись? — спрашивает Антон, выплывая из темноты.

— Сейчас узнаем.

— Да, как серпом по яйцам… Обшивка?.. Герметичность?..

— В норме, — отвечает Григорий, проверяя показатели, и добавляет: — Джо, это не наш зонд. — Сверкая глазами, он давит на слова «не наш».

Джо? Однажды Антон нарисовал на его новеньком белоснежном сноуборде какого-то жуткого мужика в маске и объявил, что это чучело зовут «Джо». С тех пор Григорий называет так своего друга. Антон неумело прячет улыбку, для него это признак волнения, и трет бороду, и поправляет на пальце пластырь.

— Не наш? А чей же? Камера есть там? Рука дотянется? Эх, вот бы дрона туда…

«Рукой» они называют манипулятор, изготовленный для марсианской миссии в Европе. Он предназначен для проведения погрузочно-разгрузочных работ в районе стыковочного модуля. Но удар, кажется, пришелся на обратную сторону — в зоне ответственности японских дронов, один из которых пробит насквозь микрометеоритом, а второй так тщательно разобран Антоном, что больше похож на раздавленного Терминатора, чем на автономное ремонтное устройство межпланетной орбитальной станции. В строю не будет минимум неделю. Стирая в иллюминаторах звезды, они включают общее освещение.

— Я выйду, — предлагает Антон, отплывая в направлении шлюзового отсека, — проведу визуальный осмотр повреждений, данные отправим на Землю, пусть помогают. Вот черти,