Падение Берлина. 1945 - Энтони Бивор

Еще более поразительным являются данные о появлении в немецкой авиации эскадрильи камикадзе, которую предстояло использовать против советских переправ на Одере. В люфтваффе появился новый термин "миссия самопожертвования". Местом базирования этой специальной эскадрильи, получившей название "Леонидас"[596], был выбран аэродром в Ютербоге. Ею командовал подполковник Хайнер Ланге. Все летчики, вступавшие в состав эскадрильи, должны были подписать документ, заканчивавшийся словами: "Я отдаю себе полный отчет в том, что операция, в которой мне предстоит участвовать, должна закончиться моей смертью". Вечером 16 апреля для пилотов эскадрильи были устроены танцы, на них пригласили женский обслуживающий персонал аэродрома и связисток. В конце мероприятия прозвучала прощальная песня. Генерал-майор Фукс, осуществлявший общее руководство операцией, едва мог сдерживать слезы.

На следующее утро первая группа летчиков вылетела на операцию, которая получила название "тотальная миссия". Перед ними стояла задача уничтожить тридцать два моста через Одер, построенные или восстановленные советскими саперами. В операции были задействованы различные типы самолетов "Фокке-вульфы-190", "Мессершмитты-109" и "Юнкерсы-88", то есть все машины, которые на тот момент оказались под руками. 18 апреля на задание отправился и пилот Эрнст Байхл. Его "фокке-вульф" нес с собой пятисоткилограммовую бомбу. Перед ним стояла цель атаковать понтонный мост в районе Целлина. Позднее немецкая разведка докладывала, что этот объект был уничтожен. Однако следует признать, что утверждения командования германской авиации о ликвидации целых семнадцати переправ в течение всего трех дней являются явным преувеличением. Кроме моста в районе Целлина, достоверно известно лишь о поражении еще одной переправы — железнодорожного моста неподалеку от Кюстрина. Тридцать пять опытных пилотов и боевых машин, потерянные в этой самоубийственной "тотальной миссии", кажутся слишком большой ценой, заплаченной за минимальный и временный ущерб, нанесенный советской стороне. Однако генерал-майор Фукс был несказанно рад послать фюреру в день его пятидесятишестилетия список имен всех тридцати пяти пилотов, участвовавших в операции. Естественно, что для фюрера эти фамилии явились одним из самых дорогих подарков.

Тем не менее операцию вскоре пришлось прекратить. Дело в том, что танковые соединения маршала Конева быстро продвигались к Берлину с юго-восточного направления, и аэродром в Ютербоге оказался под угрозой захвата.

Удача все еще не покидала маршала Конева. После быстрого форсирования Нейсе и прорыва войсками 13-й и 5-й гвардейских армий второй линии немецких укрепленных позиций командующий 1-м Украинским фронтом ввел в дело танковые соединения. Им предстояло в кратчайшие сроки достичь реки Шпрее между Котбусом и Шпрембергом. Путь предстоял нелегкий. На пути танковых колонн горели сосновые леса, подожженные огнем советской артиллерии и авиации. Двигаясь по лесным дорогам, танкисты сильно рисковали, поскольку их боевые машины несли на себе дополнительные баки с горючим, которые могли в любой момент взорваться. Но скорость была превыше всего. Конев рассчитывал выйти к Шпрее еще до того, как силы немецкой 4-й танковой армии сумеют перегруппироваться и организовать новую линию обороны. Части 1-го Украинского фронта предвкушали скорую победу. Солдаты 4-й гвардейской танковой армии считали, что если уж они прорвали рубеж на Нейсе, то и дальше противник не сможет оказывать им сколько-нибудь значительного сопротивления[597]. Перед новой атакой командиры тщательно проверяли оружие у подчиненных. Обнаружилось, что один военнослужащий, член Коммунистической партии, проявил недостаточную заботу о состоянии своего автомата. Офицер сделал ему строгое замечание. Коммунист не должен был подводить подразделение, а напротив — служить во всем примером для своих боевых товарищей[598]

Быстрый прорыв танковых объединений Конева в направлении Берлина имел одну слабую сторону — немцы могли неожиданно ударить по их коммуникациям. Чтобы предотвратить такое развитие событий, командующий 1-м Украинским фронтом приказал 5-й гвардейской армии Жадова прикрыть правый фланг ударных частей и наступать в направлении Шпремберга, а 3-й гвардейской армии обезопасить левый фланг, продвигаясь в направлении Котбуса.

В тот же вечер первые танки 3-й гвардейской танковой армии вышли к Шпрее. Командующий армией генерал Рыбалко не стал терять времени и ждать подхода саперных частей. Выбрав участок реки, который не казался столь глубоким, он приказал начать форсирование немедленно. Ширина Шпрее в этом месте достигала пятидесяти метров, но вода, закрыв лишь гусеницы танков, выше уже не поднялась. Переправу танков можно было сравнить с переправой боевой кавалерии. Но в отличие от кавалерии бронированным машинам был не страшен огонь немецких пулеметов, замаскированных на противоположном берегу. В течение ночи основная масса армии смогла форсировать Шпрее и продолжить наступление.

Конев знал, что район Лаузитца очень удобен в плане организации обороны — его пересекали многочисленные лесные массивы, озера, речушки, болота. Но если он будет двигаться с максимально возможной скоростью, то немцы просто не сумеют возвести укрепления вдоль дорог, ведущих к столице. Конев сделал ставку именно на это. Он также понимал, что командование немецкой 4-й танковой армии будет стараться во что бы то ни стало удержать вторую линию обороны, в то время как внимание германских частей, находящихся в самом Берлине, полностью приковано к наступлению войск маршала Жукова. Таким образом, Конев имел все шансы на успех.

Он, как и Жуков, был убежден, что противника легче разгромить в открытом сражении, чем потом добивать его в городских кварталах Берлина. Однако сказать об этом Сталину во время вечерней связи со Ставкой Конев не решился. Он почти закончил свой доклад, когда Верховный Главнокомандующий неожиданно прервал его. Слова Сталина прозвучали для Конева довольно неожиданно. Поскольку войска Жукова все еще никак не могли прорвать вражеские укрепленные позиции на Зееловских высотах, он спросил Конева, не согласился ли бы тот ввести ударные части 1-го Белорусского фронта на своем участке. Возможно, что такое предложение являлось лишь психологическим маневром со стороны Сталина с целью побудить Конева высказать свой собственный план.

Конев ответил однозначно, что такая перегруппировка займет достаточно много времени и вызовет неразбериху среди наступающих войск. Но, поскольку его войска продвигались очень успешно и имели достаточно сил и средств, он, Конев, мог позволить повернуть обе свои танковые армии в направлении Берлина. Затем командующий 1-м Украинским фронтом отметил, что его ударные войска смогли бы продвинуться в направлении Цоссена, который являлся, как это было известно, местом пребывания штаба ОКХ.

"Очень хорошо, — ответил Сталин. — Я согласен". Верховный Главнокомандующий дал разрешение повернуть танковые армии Конева в направлении Берлина.