Падение Берлина. 1945 - Энтони Бивор

В полдень Хейнрици позвонил генерал Буссе. Последний сообщил, что "настал момент кризиса"[602]. Русские наносили два главных удара юго-западнее Врицена и вдоль шоссе Райхсштрассе-1. Буссе прекрасно видел, что его армия не выдерживает напора противника. 3-я ударная и 5-я ударная армии устремились в образовавшуюся брешь между городами Врицен и Зеелов. В пяти километрах западнее Зеелова, возле деревни Альт-Розенталь, немцы организовали контратаку. Майора Андреева из 248-й стрелковой дивизии 5-й ударной армии этот факт не привел в замешательство. Он оставил две роты отражать вражеский удар, а сам повел еще одну роту в обход немецких боевых порядков. Его батальон уничтожил в том бою сто пятьдесят три вражеских солдата и офицера и подбил два германских танка.

Это было безжалостное сражение. В районе Хермерсдорфа немцы подожгли фаустпатроном советский танк Т-34. Советские пехотинцы тем не менее смогли продвинуться вперед. Они поравнялись с подбитым танком, когда тот еще продолжал дымить. Неожиданно из близлежащего окопа послышались стоны. Там лежал немецкий солдат, моливший о помощи[603]. Гранатой ему оторвало обе ступни, и он просто не мог выбраться наружу. Однако стоны раненого не произвели на красноармейцев никакого впечатления. Они оставили его умирать в окопе в отместку за гибель советского танкового экипажа.

В 16 часов 20 минут рейхсмаршал Геринг, разгневанный поражением 9-й парашютной дивизии, позвонил в штаб группы армий "Висла" и распорядился немедленно снять со своего поста генерала Бройера. В 18 часов 45 минут генерал Буссе связался с Хейнрици. В этот момент отступление 9-й армии стало уже неизбежным. Буссе спросил командующего группой армий "Висла", какой участок, по его мнению, более важен — северный или южный.

В 19 часов 50 минут связной офицер люфтваффе представил в штаб генерала Хейнрици доклад, из коего следовало, что немецкая авиация уничтожила в тот день пятьдесят три вражеских самолета и сорок три танка, к которым, "возможно", следует добавить еще девятнадцать танков. Кто-то из штабных офицеров поставил карандашную пометку на этом документе, свидетельствующую о недоверии к представленным цифрам. Да, борьба была безжалостной, однако немецкие данные о советских потерях выглядели явно преувеличенными. Так, германская газета "Дер Ангрифф" утверждала, что только за один день немецкие войска уничтожили четыреста двадцать шесть советских танков[604]. И все же следует признать, что потери Красной Армии в тех боях были намного большими, чем у немцев. Только в сражении за Зееловские высоты фронт Жукова потерял тридцать тысяч человек убитыми, тогда как немцы всего двенадцать тысяч.

Германские военнопленные, отправляющиеся в тыл Красной Армии, шли мимо нескончаемых колонн советских танков, самоходных орудий, бронемашин, грузовиков. Головы многих немцев посещала тогда мысль: "И это все та же армия, которая в 1941 году была фактически на последнем издыхании"[605]. Советские пехотинцы кричали идущим им навстречу пленным: "Гитлер капут!" после чего раздавался взрыв радостного смеха.

Один из германских пленных был убежден, что тела убитых военнослужащих, валяющихся вдоль дороги, являлись трупами советских солдат, которых раздавили их же собственные танки. Он также видел, как красноармейцы пытались испытывать захваченные ими фаустпатроны, целясь в стены полуразрушенных зданий. Некоторые советские солдаты снимали шинели со своих убитых товарищей, другие в этот момент тренировались в стрельбе по котелку, стоявшему на подставке. Даже после боя у них не пропадало желание стрелять. Часть военнопленных была временно размещена в великолепных помещениях замка в Нойгарденберге. Ночью они были разбужены сильной стрельбой. Советские охранники выпустили несколько очередей из автоматов в висевшую над ними люстру. Появившийся в дверях офицер сделал им строгий выговор. Но они, как показалось военнопленному, не обратили на его угрозы практически никакого внимания.

В городе Гузов[606]одно из подразделений 5-й ударной армии освободило шестнадцать советских женщин, угнанных ранее на работы в Германию. Как отмечалось в донесении, рядовой Цымбалкж признал в одной из них девушку, с которой он был знаком еще до войны. Ее звали Татьяна Шестерякова. Девушка рассказала солдату о том ужасном времени, которое ей пришлось пережить в немецкой неволе. Татьяна упомянула также один интересный факт: перед тем как ее хозяйка фрау Фишке бежала на запад, она призналась, что "для нас русские хуже, чем смерть". Политуправление армии отмечало, что красноармейцы были глубоко оскорблены "фашистской пропагандой" в виде надписей на стенах домов, которые призывали спасти немецких женщин от хищных лап большевиков.

Днем 18 апреля маршал Конев получил одну неприятную информацию. Командующий группой армий "Центр" фельдмаршал Шёрнер, встревоженный прорывом русских войск к реке Шпрее, приказал немедленно произвести контратаку в районе Гёрлица. Немецкий удар пришелся по флангу советской 52-й армии, наступавшей в направлении Дрездена. Однако германскому командованию не удалось на долгое время остановить советское наступление. Немецкие части вводились в бой в спешке и разрозненно. Поэтому командование 52-й армии быстро справилось с ситуацией и отбросило атакующего противника. Тем не менее темпы продвижения вперед 2-й армии Войска Польского несколько замедлились.

Вслед за танковыми соединениями, прорвавшими вражеский рубеж на реке Шпрее, Конев послал стрелковые части 13-й армии. 3-я гвардейская армия генерала Гордова оказывала сильный нажим на немцев в районе Котбуса, а 5-я гвардейская армия генерала Жадова атаковала Шпремберг, обеспечивая тем самым свободный проход через образовавшуюся брешь. Конев отдал распоряжение своим подчиненным командирам как можно больше использовать для перевозки людей грузовой транспорт. Войска 28-й армии, уже форсировавшие Нейсе, теперь должны были поддержать своими силами передовые танковые соединения, рвущиеся к Берлину. К концу дня 3-я гвардейская танковая армия генерала Рыбалко находилась уже в тридцати пяти километрах западнее Шпрее, а танки генерала Лелюшенко, встретившие меньшее сопротивление, продвинулись еще дальше — на сорок пять километров.

18 апреля генерал Рейман, командующий берлинским оборонительным районом, получил приказ выдвинуть все части фольксштурма, находящиеся в городе, на помощь 9-й армии. Они должны были занять новую линию укреплений восточнее столицы. Рейман пришел в ужас — этот приказ практически оголял оборону самих городских кварталов. Когда же Геббельс, рейхскомиссар обороны Берлина, подтвердил это распоряжение, Рейман счел своим долгом предупредить, что "теперь защита столицы третьего рейха немыслима"[607]. Рейман, конечно, не знал, что такое развитие ситуации как нельзя лучше отвечало замыслам Шпеера и Хейнрици, задумавшим спасти Берлин от разрушений. На следующее утро десять батальонов фольксштурма и несколько подразделений зенитных орудий покинули городские кварталы в западном направлении. Эта новость, по свидетельству самого Шпеера, возбудила у населения подозрения, что Берлин будет объявлен командованием "открытым городом"[608].