Арабская кровь - Таня Валько

– Конечно нет! Наш союз черти взяли!

После этих слов Рашид срывается и, заваливаясь на бок, накрывает телом хрупкую женщину.

– Такова правда. Иначе меня бы тут не было, – признается Марыся шепотом. Она не в состоянии дышать не столько от тяжести худощавого мужчины, сколько от возбуждения.

Страсть, упоение и желание охватывают молодую пару. Они впиваются друг в друга пальцами, царапают ногтями, пьют любовь с жаждущих уст большими глотками. Мир вокруг них перестает существовать, ничто не имеет значения. Только черное небо над их сплетенными телами охлаждает их холодным дождем мигающих звезд. Возбужденный страстью Рашид действует быстро и напористо. Никакого вступления, никаких прикосновений и ласк. Через несколько мгновений Марыся, чувствуя, как у нее сбивается дыхание, издает громкий крик, который эхом отдается в окружающем их безлюдье. После этого мужчина молча встает, стягивает с себя помятую фланелевую рубашку, майку и брюки, сбрасывает туфли, и женщина видит его сейчас, при свете луны, таким, как его создал Бог. Они смотрят друг на друга долгую минуту. Марыся испытывает неистовое желание любить его, а он становится на колени и начинает осторожно снимать с нее одежду. Затем поднимает, как перышко, вверх и одним движением стягивает кеды. Марыся сидит на матрасе напротив коленопреклоненного мужчины и смотрит на него. Рашид гладит Марысю по волнистым янтарным волосам, перепутывая пряди между пальцами, а потом берет ее за подбородок и, проезжая небритой щекой по ее нежному гладкому лицу, приникает к губам. В этот момент им хочется как можно ближе быть друг к другу. Они крепко обнимаются; их тела идеально подходят, составляют две половинки целого, являются двумя душами-близнецами с теми же желаниями и предпочтениями. Ничего их не удивляет, ничто не вызывает неловкости. То, что они делают, им хотелось совершить всегда.

Бледный рассвет застает их крепко обнявшимися и погруженными в их собственный мир – маленький хрупкий мир. Розовая мгла быстро улетучивается, разогнанная теплым ветром пустыни, несущим мелкий невидимый песок. Он присыпает их тела тонким слоем пыли, укрывая наготу от приближающегося ясного дня.

– Мама, я так за тебя беспокоилась! – кричит Марыся в трубку. – Что с тобой? Я уже неделю не могу связаться с тобой. Вас отключили?

– У нас хорошенькое дело началось, – слышит она голос, как с другой планеты. – Выключают электричество, связь, нет воды и еды. Вокруг дерутся уже серьезно, а правительственные войска применяют ракетные установки и снаряды, как русские под Сталинградом. Они называются, наверное, «Катюши». Я в молодости по телевизору видела такое в старых фильмах.

– Сматывайся оттуда как можно быстрее! Прошу тебя!

– В данный момент уже не получится, ведь бои идут на границе и полностью блокируют ее. Вчера солдаты Каддафи так галопировали, что оказались на территории Туниса. Огребли там неплохо. – Слышно, как Дорота смеется.

– И что теперь будет? – беспокоится дочь, которой не до смеха.

– Нужно переждать. В конце концов, в такой ситуации, мое дитя, я не могу оставить больницу. Это было бы неэтично.

– О чем ты говоришь, мама! Ты не доктор, никакая этика тебя не обязывает к этому! Я еще хочу увидеть тебя живой! – Кажется, она вот-вот заплачет.

– Пойми, нам свозят множество раненых, как повстанцев, так и солдат. Враги лежат бок о бок, койка к койке. Не хватает докторов, нет медсестер, а санитарками, коридорными и кухарками работают девушки с гор. Прекрасные женщины! Бабы с яйцами!

– Что?

– То, что слышишь. Бегают сюда к нам через горы и вади[88] под градом пуль и ничего не боятся. Некоторые таскают с собой детей на спине или какие-то съестные припасы, чтобы поддержать оголодавших людей. Мне кажется, что это они выиграют войну. Они неуничтожимы. Мы могли бы многому у них научиться.

– Ой, мама, мама… – Марыся смиряется, ведь знает, что Дороту ей не убедить: мать такая же упрямая, как и ее собственная дочь. – Ты крепкий орешек, – мягко говорит она.

– А что у тебя? Эвакуировалась уже из Триполи, а может, из Ливии?

– Нет, по-прежнему тут торчу и так же, как и ты, быстро не выеду, – сообщает она. – Я в очень красивом и безопасном месте, – сообщает она. – Не догадаешься где! – выкрикивает она радостно.

– Ну так расскажи.

– А может, попробуешь отгадать? Я тебе немного подскажу.

– Не интригуй, а то умру если не от любопытства, то от волнения! Ты больше чем довольна, не слышу ни машин, ни стрельбы…

– Это место ты прекрасно знаешь, – направляет ход ее мыслей Марыся. – Красивая ливийская провинция…

– Наша ферма! – выкрикивает Дорота.

– Ну конечно, – смеется Марыся. – Сюда мы перевезли больницу с ранеными. Ах! Я тебе не говорила! – вспоминает она. – Самира вышла из комы!

– Что? Невероятно! После стольких лет! Mabruk, mabruk, передай ей от меня! – повышает она голос, стараясь перекричать помехи.

– Сама это сделай. Мы, собственно, забрались на крышу водосборника и сейчас будем пировать здесь. Муаид должен наконец привезти какую-то нормальную еду из Триполи. Нам уже поперек горла диетическое питание. Мы хотим пикантного или даже чего-нибудь острого, как лезвие, нездорового жареного! Сами, мама на линии! – кричит она тетке. – Она желает тебе успеха!

– Szukran dzazilan[89], – отвечает выздоравливающая женщина, которая сейчас вообще не выглядит больной, как если бы и вовсе не была в коме.

Ее загоревшее лицо излучает здоровье и энергию, а худое тело более мускулистое и спортивное, чем до несчастного случая. «Чудеса случаются», – думает Марыся, с удовольствием глядя на Самиру.

– И еще одна неожиданность! – Дочь хочет посвятить мать во все дела.

– Что такое? Что там у вас творится?

– Помнишь Махди? – Марыся переходит на арабский, чтобы окружающая ее семья понимала каждое слово. – Когда ты жила в Ливии, это был молодой красивый парень.

– Ну конечно, я помню его! Ведь это жених Самирки. – Мать отвечает по-ливийски, и все убеждаются, что, несмотря на прошедшие годы, она по-прежнему прекрасно знает этот диалект.

– Сейчас это уже постаревший и поседевший мужчина, правда, с хорошей фигурой и по-прежнему очень даже ничего. Они обнимаются и кокетничают друг с другом. Пожалуй, они снова пара, – хохочет она, а Махди грозит ей пальцем: невыгодно его описала.

– Я так рада, что ты в безопасном месте, среди родственников, – меняет тему Дорота. – Я слышу по твоему голосу, что ты счастлива. Может, несмотря ни на что, добро случается и мы не напрасно сюда приехали.

– Я тоже так думаю.

Марыся спускается с крыши здания и удаляется от семьи.