Карл Смелый. Жанна д’Арк - Александр Дюма

было одним из самых прекрасных деревьев на свете и, обязанное своей широкой известностью всем этим рас­сказам, принадлежало г-ну Пьеру де Больмону, сеньору де Домреми.

Под этим деревом, которое она очень любила, Жанна провела весь день, сплетая венки в честь особо чтимых ею святой Екатерины и святой Маргариты и прикрепляя эти венки к его ветвям; потом, с наступлением вечера, она повела свое стадо домой.

Поскольку Жанна, которой исполнилось двенадцать лет, начала взрослеть и к тому же она была стройна и хорошо сложена, родители решили, что они больше не станут посылать девочку на пастбища и что вместо нее пасти стадо теперь будет ее брат Пьер, который был на год ее младше. Так что девочку обучили различным швей­ным работам, которые полагается выполнять женщине, и вскоре она достигла в этих занятиях такой же сно­ровки, как самая умелая деревенская хозяйка.

Тем не менее воспоминания о том, что произошло в саду, по десять раз на дню приходили ей на ум, и звуча­ние чудесного голоса, который она тогда услышала, непрестанно раздавалось в ее ушах. Однажды, в воскрес­ный день, когда Жанна, погруженная в молитву, остава­лась в церкви после того, как все уже ушли оттуда, она внезапно снова услышала тот же голос, звавший ее по имени; она подняла голову, и ей почудилось, что свод церкви раскрылся, впуская прекрасное золотистое облако, а посреди этого облака был виден прекрасный юноша, в котором она узнала того, кто заговорил с ней на лугу; однако, поскольку на этот раз за плечами у него были длинные белые крылья, девочка поняла, что это был ангел, и, ощущая небывалую радость от этого зре­лища, тихо спросила:

— Монсеньор, это вы меня звали?

— Да, Жанна, — ответил ангел, — это я тебя звал.

— Чего вы хотите от вашей рабы? — спросила Жанна.

— Жанна, — сказал прекрасный юноша, — я архангел Михаил, и я пришел от имени Царя Небесного, чтобы сказать тебе, что он избрал тебя из всех женщин, дабы спасти Французское королевство от гибели, которая ему угрожает.

— Что же я, бедная сельская пастушка, смогу для этого сделать? — спросила Жанна.

— Будь всегда благонравным ребенком, каким ты была до сего дня, — ответил ангел, — и, когда настанет время, мы, святая Маргарита, святая Екатерина и я, скажем тебе, что делать; ибо обе они необычайно расположены к тебе за твою великую преданность им.

— Да свершится воля Господа, — отвечала девочка, — и пусть он располагает своей рабой тогда и так, как ему будет угодно.

— Amen! — произнес ангел, и облако, окутавшее его, прошло сквозь церковный свод и исчезло.

С этого времени у Жанны не оставалось больше ника­ких сомнений в том, что случившееся с ней не было ни видением, ни сном — это была чудесная действитель­ность, и поскольку как раз в эту минуту священник, окончивший чтение мессы, проходил через церковный зал, намереваясь отправиться к себе домой, Жанна попросила его выслушать ее исповедь и рассказала ему о том, что она перед этим видела и слышала. Священник, простой и добрый старый кюре, испытал большую радость от этого признания Жанны, которую он всегда любил за ее скромность и набожность; однако он посо­ветовал ей никому не рассказывать об этих видениях и старательно исполнять все повеления, какие она получит с Небес.

Прошло три года, и в течение этих трех лет Жанна не видела больше ничего подобного, но она продолжала расти, свежая и скромная, как полевой цветок, и, хотя в глазах тех, кто ее окружал, небесное покровительство никак не проявляло себя, она все же внутренне ощущала Божью благодать, и потому, когда она оставалась одна, ей нередко казалось, что рядом слышится пение ангелов, и тогда она тихонько начинала петь мелодии, незнако­мый лад которых ей не удавалось воспроизвести после того, как эта небесная музыка затихала. Нередко, когда наступала зима и снег покрывал землю, она выходила из дома, говоря, что идет собирать букет для своих свя­тых — так она называла святую Екатерину и святую Мар­гариту; все смеялись над ней, указывая ей на заснежен­ную землю, а она кротко улыбалась, уходила по дороге, ведущей в Нёшато и возвращалась с прекрасным венком из фиалок, примул и лютиков, собранных и переплетен­ных ею под Дамским деревом. Ее юные подружки взи­рали тогда на нее с удивлением, и, поскольку сами они, отправившись туда в свой черед, ничего там не находили, им лишь оставалось говорить, что это феи дарили Жанне уже сплетенные ветки. Наконец, еще более странным было то, что самые дикие животные совсем не боялись ее, что маленькие косули и оленята прибегали к ней играть и прыгали у ее ног и что порой какая-нибудь славка или какой-нибудь щегол садились ей на плечо и распевали там свою мелодичную песню так, словно они сидели на самой высокой ветви дерева.

В течение этих трех лет дела короля и Франции стано­вились все хуже и хуже; вплоть до самой Луары королев­ство сделалось похожим на широкое безлюдное про­странство, поля были заброшены, деревни обратились в развалины, и единственными обитаемыми местами оста­вались леса и города: леса — поскольку их чаща предо­ставляла укрытие, города — поскольку их крепостные стены давали надежду на безопасность; земля больше не обрабатывалась, и собирать на ней можно было не уро­жай, а стрелы, разбросанные вокруг стен; на колокольне всегда стоял часовой и, стоило ему заметить врага, тотчас начинал бить в набат. При этих звуках крестьяне поспешно возвращались в город, не заботясь о своих ста­дах, ибо животные сами научились распознавать звук колокола и, едва заслышав его, сами быстро возвраща­лись к городским стенам, жалобно мыча и блея, толкаясь у ворот и стараясь первыми войти в них, чтобы оказаться в укрытии, под защитой людей.

Примерно в это самое время, то есть в начале 1428 года, монсеньор Томас Монтегю, рыцарь, граф Солсбери, был назначен и уполномочен тремя сословиями Англии вести войну во Франции. Когда об этом походе стало известно герцогу Орлеанскому, который после битвы при Азенкуре был пленником в Лондоне, при том что англичане не позволяли ему выкупить себя, он отправился к графу Солсбери и попросил его, как доблестного и честного противника, не вести войну на землях и во владениях герцога, поскольку сам он, не находясь там, не мог их защитить; граф дал ему обещание и поклялся не делать этого; но, переплыв вместе с огромным войском море, он высадился в