Карл Смелый. Жанна д’Арк - Александр Дюма

последний оплот, которым король располагает на берегах Луары и который осаждает граф Солсбери, невзирая на торжественное обещание, данное в Англии его светлости герцогу Орлеанскому не вести войну на землях, чей владетель не может их защи­тить, ибо находится в плену.

— И, поскольку всякое клятвопреступление есть пря­мое оскорбление Небес, — произнес кроткий девичий голос рядом с папашей Дюраном, — Господь попустил, чтобы нарушитель клятвы был наказан.

— Что хочет сказать эта девушка? — спросил Робер де Бодрикур, изумленный тем, что столь юное создание вмешивается в беседу, которую способны были поддер­живать немногие из собравшихся.

— Я хочу сказать, — продолжала Жанна тем же крот­ким и негромким, но в то же время спокойным и уверен­ным голосом, — что вот уже по меньшей мере восемна­дцать или двадцать дней прошло с тех пор, как граф Солсбери умер в состоянии смертного греха, сраженный пушечным ядром.

— И откуда же, девушка, тебе известны такие велико­лепные новости, если они неизвестны еще даже мне самому? — со смехом спросил рыцарь.

— О, не обращайте на нее внимания, мессир! — поспешно воскликнул Жак, встав между своей дочерью и Робером де Бодрикуром. — Это невежественное дитя само не знает, что говорит.

— И даже если граф в самом деле умер, — продолжил рыцарь, — как заявляет ваша дочь, милейший, ибо я полагаю, что это ваша дочь ...

— Увы! Это так, — пробормотал Жак, — и она всем нам причиняет много горя.

— Так вот, даже если он умер, то разве не остались на смену ему десять других, столь же могущественных, как он? Разве не остались в живых граф Саффолк, мессир Уильям де Ла Поль, мессир Джон Фальстаф, мессир Роберт Херон, сеньоры Грей, Тальбот, Скейлс, Ланселот де л'Иль, Гласдейл, Гильом де Рошфор и столько дру­гих?

— А у нас, — продолжала Жанна, воодушевляясь, — и у славного дофина, нашего господина, разве не осталось герцога Алансонского, графа де Клермона, графа де Дюнуа, Виньоля де Ла Тира, Потона де Сентрайля и столько других, таких же отважных и преданных, как вы, мессир, и, как и вы, готовых пожертвовать своей жизнью ради блага королевства? А потом, разве не стоит за всем

этим сам Господь Иисус Христос, который любит Фран­цию и не допустит, чтобы она оказалась в руках ее вра­гов — англичан и бургундцев?

— Увы, увы! Мессир, простите этой девочке, что она перечит вам, — в отчаянии воскликнул Жак, — но я уже сказал вам, что порой она говорит столь странные вещи, что ее принимают за безумную.

— Да, — печально промолвил рыцарь, — да, должно быть, она безумна, если сохраняет надежду, которую утратил уже и сам король, и верит в то, что Орлеан устоит, когда не только столица, но и такие добрые и укрепленные города, как Ножан, Жаржо, Сюлли, Жан- виль, Божанси, Маршенуар, Рамбуйе, Монпипо, Тури, Питивье, Рошфор, Шартр и даже Ле-Ман сдались один за другим; когда из четырнадцати провинций, которые мудрый король Карл Пятый оставил в наследство Карлу Шестому Безумному, тот оставил своему сыну всего лишь три. Нет-нет, добрые люди, Французское королевство наказано за великие грехи, которые в нем совершались.

— Грехи людские, сколь бы велики они ни были, как в прошлом, так и в будущем, искуплены кровью Господа, — с необычайной убежденностью отвечала Жанна, возведя к небу глаза, полные вдохновения, — Французское коро­левство не умрет, Бог должен совершить чудо, чтобы спа­сти его.

— Amen[29], — ответил рыцарь, садясь на лошадь и пере­крестившись, — а пока, люди добрые, — добавил он, поудобнее устраиваясь в седле, — если бургундцы снова вернутся, чтобы разграбить деревню Домреми, незамед­лительно дайте об этом знать Роберу де Бодрикуру, и, клянусь рыцарской честью, он придет к вам на помощь, если не будет слишком занят в другом месте.

При этих словах капитан, пробывший в Домреми гораздо больше, чем он рассчитывал, пришпорил свою лошадь и пустился крупной рысью по дороге, ведущей в Вокулёр; за ним следовали двое его слуг, а вслед им слы­шались благословения всех крестьян, не сводивших глаз со всадника, пока он не скрылся из виду.

Когда же он исчез за горизонтом, Жак обернулся, чтобы отчитать Жанну за непомерную смелость, которую она проявила; однако он тщетно звал ее и искал: Жанны там больше не было, и никто из крестьян, следивших за отъездом сира де Бодрикура, не заметил, в какую сто­рону ушла девушка.

II. ГОЛОСА

И в самом деле, как только Жанна увидела, что рыцарь готовится к отъезду, она вышла из толпы, теснившейся вокруг него, и тем же медленным и спокойным шагом, каким она пришла, стала удаляться по дороге, ведущей в Нёшато, явно не обращая внимания на то, что земля, как мы уже говорили, была на два дюйма покрыта снегом.

Дело в том, что эта странная девушка, историю кото­рой мы решили написать, ни в чем не походила на своих подруг; вещие знаки, предшествовавшие ее рождению, детству и отрочеству, сопровождавшие их или шедшие за ними следом, в глазах окружающих ясно указывали на нее как на избранницу Бога: тогда это говорили о ней с оттенком сомнения, а позднее повторяли с признатель­ностью и верой.

Жанна, или, скорее, Жаннетта, как ее тогда чаще называли, родилась в Домреми, в небольшой очарова­тельной долине, орошаемой Маасом и расположенной между городами Нёшато и Вокулёр. Ее отец Жак д’Арк и мать Изабелла Роме были известны своей строгой поря­дочностью и пользовались безукоризненной репутацией. Ночь, в которую она родилась и которая пришлась на праздник Богоявления 1412 года от Рождества Христова, так что в тот день, с какого начинается наше повество­вание, ей исполнилось ровно семнадцать лет, была одной из тех праздничных ночей, какие небо иногда ниспосы­лает на землю: хотя обычно в это время года бывает холодно и дождливо, в тот вечер подул тихий ветерок, наполненный теми сладостными ароматами, какие вды­хают в майских сумерках. Поскольку это чудо проявило себя в конце праздничного дня, каждый пожелал вос­пользоваться подобным нежданным благодеянием, и жители деревни по большей части стояли у своих дверей, когда около