Тьма над Лиосаном - Челси Куинн Ярбро

— Умирающий не был монахом, он был слугой дьявола, переодевшимся в рясу, чтобы навлечь на нас зло, — пробормотал брат Эрхбог. — Ладно, я отзываю запрет. Можете не закрывать перед иноземцем ворота. Но окончательно нас рассудит Христос Непорочный.

Напряжение схлынуло, и крестьяне потянулись к воротам, следом за ними побрел и Орманрих.

— Вот и прекрасно, — сказала Ранегунда и обвела оставшихся хмурым взглядом. — Смотреть уже не на что, возвращайтесь к делам. — Она кивнула Дуарту: — Ты проследишь за работниками, а воинами займется капитан Амальрик. Все мы, — возвысив голос, обратилась она к остальным, — будем молиться за упокой души умершего у нас незнакомца. Брат Эрхбог опасается, что в него вселился дьявол. Но не сам ли он наставлял нас проявлять сострадание к каждой заблудшей душе?

Брат Эрхбог одарил ее неприязненным взглядом и холодно произнес:

— В час возмездия ты пожалеешь об этих словах.

— Будем надеяться, что Христос Непорочный явит нам свою милость, ведь, как вы говорите, Ему свойственно проявлять снисхождение к смертным, — сухо ответила ему Ранегунда и, прихрамывая, пошла к южной башне.

Там ее поджидала невестка.

— Тот монах? Он пришел сюда умереть?

— Он пришел за помощью, — возразила Ранегунда. — Но мы не сумели оказать ее в полной мере.

— Он мучился?

— Видимо, да, — сказала коротко Ранегунда, давая понять, что не имеет желания продолжать разговор.

Пентакоста потеребила узелки на своем широком узорчатом поясе.

— И эти страдания послал ему Христос Непорочный?

— Брат Эрхбог так говорит, — спокойно отозвалась Ранегунда.

— В таком случае почему Христос Непорочный не явился за ним? — спросила красавица с неожиданной злобой. — Мы бы приветствовали Его, хотя Он был, кажется, евнухом. — Внезапно она отвернулась и побежала по лестнице вверх. — Беренгар, по крайней мере, никак не евнух. И Элрих.

Ранегунда пожала плечами. Она слишком устала, чтобы вникать в бредни невестки, а предстояло еще составить письмо. Куда та пошла? В швейную или в женскую общую комнату? В конце концов, пусть идет куда хочет, а у нее есть дела поважнее.

Сумерки окутали крепость к тому времени, когда Пентакоста вновь сошла вниз. Теперь на ней был красный камзол, надетый поверх синей блузы, а косы, обернутые вокруг головы, удерживала золотая полукорона. Она постояла в дверях оружейной, молча глядя на Ранегунду, потом соизволила задать вопрос:

— Этот пришлый монах… Ты не собираешься сообщить о нем моему муженьку?

— Уже сообщила, — ответила Ранегунда, не давая себе труда поднять взгляд от разложенных перед ней документов. — Калфри и Северик уехали в монастырь, когда ты неизвестно где обреталась. — Она неопределенно ткнула рукой в потолок. — Если бы ты была в общей комнате или в швейной, то наверняка бы знала о том.

— Я была у себя. — Пентакоста поежилась. — Ужасная смерть.

— Для него — да. — Ранегунда отложила перо. — Чего тебе, Пентакоста?

Та повела плечами.

— Просто зашла поболтать. Мне захотелось узнать, уведомила ли ты моего муженька. Умерший ведь был монахом, а Гизельберт тоже монах.

Ее губы изогнулись в заискивающей улыбке, но глаза были холодны.

— Моя обязанность — сообщать ему обо всем, что творится у нас, — с трудом сдерживая раздражение, ответила Ранегунда. — Что с тобой? Ты ведь знаешь об этом. Или смерть какого-то незнакомца так тебя потрясла?

Не смерть, но муки его, подумала Пентакоста.

— Да, это так, — комкая в нарочитом смятении руки, заявила она. — Я не похожа на тебя, Ранегунда. Я росла неженкой, в роскошном дворце и к таким зрелищам не привыкла. Мне понадобилось полдня, чтобы хоть как-то успокоить себя.

Ну да, ну да, ей пришлось потратить полдня на танцы в пещере, куда она ринулась как сумасшедшая среди белого дня. А потом, уже у себя, она обнаружила грязь на камзоле. Красавица томно вздохнула и опустила глаза.

— Я даже сменила одежду, опасаясь, что дыхание смерти могло ее пропитать.

Ранегунда приложила все усилия, чтобы не выбраниться.

— Достаточно ли ты окрепла после таких переживаний, чтобы сидеть за одним столом с остальными? — спросила она. — Или велеть Геновефе принести тебе овсянку и хлеб сюда?

— Я могу есть с остальными, — поспешно ответила Пентакоста.

— Тогда я спокойна. — Ранегунда сочувственно поцокала языком. — А то кое-кто думает, что монах умер от дурных испарений, и твое отсутствие за столом могло быть воспринято как подтверждение того, что слух правдив.

— Монах был ранен! — пылко воскликнула Пентакоста.

Ранегунда вскинула брови.

— Откуда ты знаешь? Ты же не подходила к нему.

— Я наблюдала из башни. Я видела, как он упал и как изо рта его хлынула кровь.

Ранегунда перекрестилась.

— Пусть Христос Непорочный милостиво отнесется к нему.

Когда она подняла глаза, невестки в дверях уже не было, но в коридорах башни звенел, удаляясь, ее мелодичный иронический смех.

* * *

Письмо графа Пакаля к королю Оттону, доставленное последнему вооруженными нарочными через двадцать три дня после отправки.

«Могущественнейшему из правителей шлет свои почтительные приветствия граф Хедаби и Шлезвига, всецело преданный своему королю и Германии и неколебимо стоящий на страже ее северных рубежей!

Теперь, когда худшая пора зимних штормов миновала и закончились снегопады, мы вновь занялись подготовкой судов к дальним рейсам и делаем это столь хорошо, что купцы отовсюду стекаются к нам с товарами, золотом и рабами. В соответствии с вашими пожеланиями я расширил здание таможни и подобрал двух новых чиновников — как для оценки грузов, прибывающих к нам, так и для досмотра товаров, отправляющихся в другие края. Кроме того, я усилил патрулирование подступов к Шлезвигу, дабы торговцы, везущие к нам товары по суше, чувствовали себя в безопасности, а также нанял еще одного писца. Результат не замедлил сказаться: в моей казне скопилось более сорока кусков золота, назначенных вам, и они будут незамедлительно вручены тем офицерам, каких вы соизволите за ними прислать.

Вынужден сообщить также, что у нас возникла срочная необходимость выкупить пятерых воинов, сражавшихся против датчан. Их взяли в плен и потребовали рассчитаться за них к концу февраля, в противном случае пророча им рабскую долю. Я предпочел уплатить выкуп, не дожидаясь вашего разрешения, ибо время ушло бы и пленников могли заклеймить. Убежден, что эти люди необходимы нам здесь и как воины, и как очередное свидетельство того, что ваше величество никогда не бросает в беде своих верных солдат. Если я поступил неправильно, вы вольны судить меня, и я со смирением покорюсь вашей воле.

К несчастью, датчане отнюдь не худшее из того, что нам досаждает сейчас. Торговцы, прибывающие в Хедаби и Шлезвиг из Гамбурга и других городов, весьма сетуют на банды бременских беженцев, что сделались хуже лесных грабителей, ибо не только догола обирают всех, кто им попадется, но и употребляют ограбленных в пищу, выбрасывая лишь кисти рук и ступни. Беды этих обездоленных действительно велики. Они крайне изнурены и голодом, и нуждой, а до первого урожая еще далеко. Так что, ваше величество, было бы вовсе не лишним послать дополнительные отряды, солдат для охраны германских дорог, иначе саранча эта разорит всю торговлю.