Гагаи том 1 - Александр Кузьмич Чепижный

улучшится жизнь. С мыслями об этом он и уснул, сморенный усталостью.

А Елена не могла спать. Лунный рассеянный свет наполнил комнату. Понемногу улеглось волнение, вызванное разговором с Тимофеем. Затем пришел Савелий. Ему открыла Киреевна. Было слышно, как он ужинал, как ворчала Киреевна. И снова наступила тишина. Елена приподнялась, оперлась на локоть, долго смотрела в лицо спящего мужа.

Ее слуха коснулся странный звук — будто какие-то с трудом сдерживаемые рыдания.

Она прислушалась. И вдруг поняла: что-то с Сережкой. Именно из боковушки, где он спал, слышались эти звуки.

Елена выбралась из-под одеяла, прошла к комнате сына, в тревоге приоткрыла дверь.

Горела свеча. Сергей лежал на кровати ничком и плакал навзрыд, уткнувшись лицом в подушку.

Обеспокоенная Елена склонилась над ним,, положила руку на его вздрагивающие плечи, тихо спросила:

— Что с тобой, сына?

Сергей повел плечом, стараясь сбросить руку матери.

— Тебя кто обидел? — допытывалась Елена.

Она попыталась приподнять его голову, заглянуть в лицо. Но Сергей увернулся, грубо сквозь всхлипывания бросил:

— Уйди, мам! Уйди!

Взгляд Елены упал на книгу, которую сжимал Сергей в руке. «Овод», — прочла она. И лишь тогда поняла, что происходит с сыном. В свое время она тоже оплакивала судьбу полюбившегося ей Артура.

И Елена покинула комнату Сергея, тонко почувствовав, почему он так дерзко прогоняет ее. Вырос сын. Уже по-мужски стыдится своих слез. А душа осталась как в детстве — мягкой, податливой, отзывчивой на людские страдания, легко ранимой.

«Пусть, — думала она. — Пусть останется наедине со своими чувствами, мыслями. Так будет лучше».

8

У Нюшки Глазуновой что на уме, то и на языке. Словоохотлива она, хвастлива. Зная за женой эту слабость, Афоня не раз внушал ей: «Людям есть нечего, а ты распатякиваешь, на разные мысли наводишь. Еще, чего доброго, грабителей привадишь. Ото лучше молчи да дышь». Но стоит появиться кому из знакомых, Нюшка сразу забывает советы мужа Да и не мудрено. Живет она словно затворница. С тех пор, как ушли из колхоза, почти не бывает на людях — хозяйство подле себя крепко держит.

Выскочив из дома на стук калитки, она увидела Пелагею Колесову, радостно приветила:

— Заходи, заходи.

— Я на минутку, — отозвалась Пелагея. — Выбрала время постирать, а своя доска развалилась.

— Экое горе! — подхватила Нюшка.

— И не кажи. Теперь по людях бегай, нишшенствуй. В сельпо — нет. А той Лаврушка пока сделает...

— Да, да. Совсем обленился мужик. Зельем разбаловали.

— Верные твои слова, Нюша. Когда ишшо за тую доску примется, а магарыч уже затребовал.

— Ах, господи! — воскликнула Нюшка. — Пойло Маньке пора давать. Взгляни, какая она у меня красавица.

Подхватив ведро, заспешила в хлев. Следом неохотно шла Пелагея. Не велика радость смотреть чужое добро.

Нюшка погладила корову.

— Мань, Мань. — Повернулась к Пелагее: — К зиме теленочка ожидаем... Добрых телят дает. А уж молочная... Ну, просто пофартило нам с Манькой. Афоня на скотском рынке в Югове взял. И заплатил не так чтобы дорого. Глянула я и заголосила: «Объегорили, сучьи дети! Пропали денежки!» А она ж худющая, ну, кости да кожа. Вымя — с кулачок. «Где же твои глаза были? — пытаю. — Как же ее, кажу, доить, ежели и дернуть не за что?» Поверишь, Палаша, заместо доек во-от такие пупырышки, — показала она кончик мизинца.

Никогда не была Пелагея завистливой. А посмотрела на дородную, холеную корову, лениво потянувшуюся к ведру с пойлом, и засосало в груди, заныло. Была и у нее телка. Дарья Шеховцова, приставленная к колхозному коровнику, говорила, что ныне Ласточка больше всех молока дает. Ну и что с того ей, Пелагее? Какая корысть? Вон у Нюшки глаза светятся. Достаток приносит в дом ее Манька.

Незаметно Нюшка увлекла Пелагею к свиньям.

— Малой только к пасхе поспеет, — тараторила она без умолку, не давая Пелагее и слова сказать: — А Ваську лишь до рождества додержу... Ну-ну, — говорила, почесывая кабана за ухом, — ложись, ложись, нагуливай сало. — И к Пелагее: — Перестрадала с ним, не дай бог. Вычистили поздновато. Он и приболел. Думали, прирезать доведется. Нет, обошлось. Еще и неплохой получился.

— Справный кабанчик.

— Я, Палаша, только кабанчиков и держу. Не приведи господь со свинками путаться. Оно, конечно, у свинки и сало слаще, и мясо. Да уж больно много заковык с нею. Харч в нее вгонишь, а ее, сатану, размордует, враз весь жир спустит. Это при нынешней-то бескормице!

— Времена такие, что и для себя пишши не достанешь. Куда уж тут про скотину думать? Наши-то, колхозные, верешшат, бедные, с голоду. Все загородки погрызли.

Нюшка сокрушенно покачала головой:

— То беда большая.

— А ты, гляжу, хорошо живешь.

— Слава богу, не жалуюсь, — отозвалась Нюшка. — Надоумило моего Афанасия колхоз кинуть, в рабочие податься. — Маленькая, кругленькая, подвижная, она доверительно глянула на Пелагею, будто под большим секретом добавила: — Знак господь подал. Как спалили Тимошкину постройку, а заодно и нашу хату мало не пустили дымом по ветру, то первое было знамение. Потом вилами шибку высадили — в лежанку метили, где мой-то завсегда почивал. Тут Афоня и смекнул, что к чему. Не стал дожидаться, пока гром грянет. А я-то, дура, сколько слез выплакала, когда он коней продавал, от земли отрывался! И все — зря. Скажу тебе, Палаша, как пошел Афоня в депо — и горя не знаем. Вроде на свет народились. И ему спокойней. Ни клятый, ни мятый. Отработал свое — вольный казак. Сам себе хозяин. Опять же, зарплата. Налог только на землю. И мне сподручнее. То было ни свет, ни заря беги в колхоз. Да целый день допоздна колотись. А ныне — иждивенка. Сиди дома, занимайся своими бабьими делами, веди хозяйство, за детьми доглядай. Еще и карточки дают — хлебные, продуктовые, промтоварные. Детишкам паек. Ну, а старшой — Иван — уже сам на хлеб зарабатывает. Афоня его на паровоз пристроил. Тоже не из дома, а в дом несет.

«К тому же и молоко свое, сметана, сыр, масло, — неприязненно подумала Пелагея. — Небось снятое молочко продаешь. Люди и снятому рады, когда ребеночку надо, а достать негде».

Подворье у Глазуновых полно всякого добра. Все имеет свое место: дымогарные трубы, побелевшие от накипи, а среди них кое-где и совсем новые, шпалы,