Возвращение Томаса - Юрий Никитин

Он ехал, зажатый так, что едва мог дышать: туман подступаетблизко, оттуда доносится уже не кваканье, могучие булькающие звуки, будто изжидкой грязи выныривают чудовища размером с коня. Даже слышно мощное сопение,туман колышется, увлекаемый дыханием огромных зверей. Кони тревожно прядалиушами, вздрагивали, Томас изо всех сил старался удержать жеребца в повиновении,дабы не прянул в испуге в сторону, а там обязательно бездна...

Донесся задумчивый голос калики:

— Непохоже, чтобы в этом болоте царевны-лягушкиводились...

Томас спросил сипло:

— Какие... царевны?

Олег отмахнулся.

— Да все равно какие. Женщины все одинаковые. Как ижабы. Только не все зеленые, ну помнишь, мы с Ярой рассказывали.

Томас начал надуваться, готовый вступиться за женскую честь,но силы оставили, воздух вырвался из груди, а доспехи навалились на плечитяжелые, как наковальни.

Олег оглянулся, сказал подбадривающее:

— Кто не рискует, тот не пьет вместе с жабами!

— Сам пей, — буркнул Томас, — с жабами.Кончится это болото когда-нибудь?

Воздух становился тяжелее, запах болота проникал во всещели, одежда отсырела. Из темной воды торчат, как длинные ножи, узкие стебли болотныхрастений. Редкие кочки высовываются, как шляпки грибов из застывшей смолы.Томасу на миг почудилось, что конь пройдет, как по темному мрамору, однако спервого же шага вода взметнулась зловонными брызгами.

— Если верить твоему отражению в болоте, — сказалОлег многозначительно, — ты мелок и грязен. Да еще и весь какой-топерекошенный... Отсюда вывод: не всему, что видим и слышим, надо верить...

— Еще бы, — согласился Томас, — старухасоврала, герцог врал, ты вон тоже... ладно, не врешь, но глубоко заблуждаешься,но лучше бы врал, меньше греха! Один я, как ангел, чистый и незапятнанный...

Копыто его коня соскользнуло с кочки, с шумом обрушился вгрязь до живота. Грязь взлетела жирными маслянистыми брызгами, повисла наодежде и доспехах уже совсем не блестящего рыцаря.

Над болотом то и дело появлялись клочья тумана, стягивалисьв подобие огромной кипы грязной шерсти, уплотнялись, а потом их несло сжутковатой целеустремленностью. Олег всякий раз давал дорогу, и Томас, подражаяболее знающему спутнику, тут же посылал коня в сторону. Из болотной жижи частовысовывались головы странных существ, устрашенный Томас крестился и уверялсебя, что это лягушки, просто лягушки, только очень большие.

Черная поверхность во многих местах булькает, чавкает,оттуда поднимается горбиком жидкая грязь и расплывается во все стороны. Частогрязь вздувается пузырями, что шумно лопаются, а вместе с брызгамираспространяется жуткое зловоние. Кое-где торчат облепленные грязью мшистыекочки, Томасу почудилось, что они медленно опускаются, словно разъедаемыеснизу.

На некоторые взбираются крупные белесые черви,полупрозрачные, Томаса едва не стошнило, когда увидел, как внутри сегментовпульсируют отвратительные внутренности. Конь сам шарахался от таких кочек, однавпереди вся состоит из таких копошащихся червей, словно кочка уже утонула, ачерви продолжают карабкаться друг на друга...

И все же болото становится все зловоннее и, что хуже всего,дно постепенно уходит из-под ног. Мохнатые кочки остались за спиной, а впередитолько море чавкающей и булькающей грязи. Пузыри поднимаются огромные, а когдаготовились лопнуть, Томас зажмуривался и закрывал ладонями лицо: брызгивзлетают выше головы.

Могучие кони выбились из сил, с морд слетает кровавая пена,оба хрипят и стонут, бока судорожно вздымаются. Наконец конь Томасаостановился, весь дрожа, рыцарь поспешно соскочил прямо в грязь, разбрызгиваятяжелые липкие волны, погрузился до пояса, но конь благодарно вздохнул.

Томас принялся его поглаживать и говорить подбадривающиеслова, Олег взглянул на них, тоже слез в топкую грязь и сразу же пошел дальше.Его конь вздохнул и покорно потащился следом.

Томас крикнул в спину:

— У коней чутье, а ты как насчет ям?

— А у нас есть головы, — ответил Олег, неповорачиваясь.

Он не замедлил шаг, Томас стиснул челюсти, вообще-то онкрикнул, чтобы хоть чуточку задержать язычника. Не признаваться же, что откончиков ушей до пят дрожит от усталости и мечтает постоять и перевести дух, ноконский зад с красным хвостом медленно отдаляется, и Томас, взмолившись просебя Пресвятой Деве, заставил себя идти по сдвигающемуся следу грязи.

Калика то ли в самом деле чует, то ли как-то ориентируетсяна всплывающие пузыри, но двигается зигзагами, всякий раз выбирая самые твердыеи высокие места. Иногда грязь опускалась до колен, дважды Томас проваливался погрудь. Отчаяние все больше стискивало сердце, он усердно молился, прося сил истойкости, ведь не для себя, для вящего дела, усталое тело почти не слушалось,и вдруг, как далекий набат, донесся крик:

— Томас, там берег!.. Я вижу деревья!

Однако Олег, вместо того чтобы броситься к зеленой земле,остановился, Томас прошептал благодарность Господу, что внушил этому язычникукаплю сострадания, дал ощутить, что надо помочь ближнему, который вот-вот рухнетв эту жижу и захлебнется ею, как суслик при половодье.

Кони, чуя твердую землю с сочной травой, раздували ноздри идвигались вперед из последних сил. Дно поднимается медленно, зато приближаетсяудивительно зеленый берег, уже видно с десяток исполинских деревьев, цветущиекустарники, а на вершине холма — небольшой замок из белого камня, который, какОлег уже знал, не замок, а монастырь.

Оставляя за собой грязные дорожки, они выбрались на зеленуютраву. Томас оглянулся, не поверил глазам: черная болотная слизь приподнимаетсятолстым валом, но что-то не позволяет ей продвинуться и залить мерзкой жижейпоросшую чистой травой землю. Олег морщился, шарил взглядом по окрестностям,Томас внезапно ощутил, как от него отвратительно пахнет, в то время как воздух напоендивными ароматами цветов и чистой воды...

— Вода. — сказал Олег. — Вон там ручей.

Томас, на ходу пытаясь расстегнуть заскорузлые ремни,бросился к деревьям. Ручей выбегает из-под корней чистый, звенящий, наперепадах кружатся золотые песчинки. Томас упал на колени, раскаленное лицообожгло холодом, он пил и пил, наслаждаясь чистотой и заполняя иссохшее тело.Потом вдруг поднял голову. Лицо залила краска стыда, поспешно поднялся.

— Прости, Олег!.. Я поступил не по-христиански.

— Да, — согласился Олег, — сперва нужноконей. Потом — язычника.

— Я не то хотел сказать, — запротестовалТомас. — Я должен из смирения перед Господом первым пустить к воде тебя...или коней, какая разница, а потом уже себя, смиренного рыцаря Храма.