Война с демонами. Книга 4. Трон черепов - Питер Бретт

– …что делать. Да, ты сказала. – У Лиши заканчивалось терпение. – С чем?

– С Кендалл и этими красийскими ведьмами! – сорвалась мать на крик.

Лиша взглянула озадаченно:

– Какие ведьмы? Аманвах и Сиквах?

– Да знаете, что они учинили?

– Видимо, нет, – ответила Лиша, хотя у нее зародилось смутное подозрение. – Выпей-ка еще чаю, сбавь тон и начни сначала.

Луси кивнула, шумно отхлебнула из чашки и испустила долгий прерывистый вздох.

– Они пришли ко мне днем. Заявили, что хотят выкупить Кендалл. Купить ее! Как драную овцу!

– Купить? – переспросила Лиша, хотя уже отлично поняла, о чем идет речь.

– Как шлюху для этого сукина сына Рожера, – ответила Луси. – Похоже, с двумя женами ему мало мерзости. Хочет к себе в гарем еще и мою доченьку. На племя берет, как корову, если послушать их!

– Красийцы бывают… неделикатны в таких вопросах, – осторожно сказала Лиша. – Брак для них – договор, но, когда переговоры заканчиваются, они относятся к своим обетам не менее серьезно, чем мы. Я уверена, они не хотели никого оскорбить.

– Как будто мне, на хрен, важно, чего они хотели, – отрезала Луси. – Я ответила, что Рожер получит Кендалл только через мой труп.

«Неудачный выбор слов». Лиша не исключала, что Аманвах так и поступит.

– Эти потаскухи вымелись в бешенстве, как будто это я им нагрубила, – продолжила Луси. – Не прошло и двадцати минут, как является Кендалл – рыдает и вопит, что выходит за Рожера, и все тут. Я сказала, что ни один рачитель не даст ей положить руку на Канон и поклясться быть третьей женой, – и знаете, что она ответила?

– Не томи, – вздохнула Лиша.

– Что ей все равно. Сказала, что пусть и Канон, и рачители провалятся в Недра. А она присягнет на Эведжаке…

– Эведжахе, – поправила Лиша.

– На книге греха, – возразила Луси. – Кендалл всегда поглядывала на Рожера, но такое… У девки нет мозгов! Скверно уже то, что красийские шлюхи сбили беднягу Рожера с путей Создателя, но я не позволю им забрать и мою дочь.

– У тебя может не остаться выбора, – заметила Лиша.

Луси ошарашенно взглянула на нее:

– Но, госпожа, вы же этого не одобряете?

– Конечно нет. – Лиша уже прикидывала, какую выволочку устроит Рожеру. – Но Кендалл – взрослая женщина, имеющая право идти своим путем.

– Не думала, что вы были бы так спокойны, если бы вашей дочерью торговали, как несушкой.

Лиша вскинула брови, и Луси осеклась, вдруг вспомнив, что обращается к будущей графине Лощины – женщине, которая сама была предметом красийских брачных торгов. Не выдержав взгляда Лиши, она потупилась, стараясь прикрыться чашкой. Глотнула чересчур поспешно и поперхнулась.

– Я не хотела оскорбить, госпожа. Вы же понимаете.

– Смею сказать, что да, – ответила Лиша. – Я при первой возможности поговорю с Рожером и Аманвах, а потом приглашу тебя снова.

– Благодарю, госпожа. – Луси поднялась, неуклюже поклонилась, задом вышла из гостиной, повернулась и поспешила прочь.

– Ты совсем ополоумел? – Лиша уже завернулась в шаль Бруны. Плохой знак.

Для вида Рожер чуть преувеличил вздох, выгадывая время и вешая у двери свой пестрый плащ-невидимку. Лиша кипела от ярости, а в таких случаях всегда было правильнее заглохнуть. Ей не хватало силенок на длительное безрассудство. Во всяком случае, при общении с ним.

Когда-то он ее отчаянно боялся, а теперь дивился себе. При опыте жизни с Аманвах беседа с Лишей Свиток – не страшнее прогулки по городской площади в погожий денек.

Он оставил у двери скрипичный футляр, наглухо запертый от жадных ушей Аманвах. Без плаща и скрипки Рожер чувствовал себя голым, но тем больше было причин вновь и вновь избавляться от них, чтобы не прикипеть к ним намертво.

«Никогда, – говаривал Аррик, – не позволяй ремеслу овладеть тобой, иначе всю жизнь не займешься ничем другим. Я скорее отправлюсь в Недра, чем буду из вечера в вечер и до гробовой доски повторять одни и те же сучьи шуточки».

Подчеркнуто игнорируя агрессивный вид и тон Лиши, Рожер вошел в гостиную и сел в любимое кресло. Положив на стул ноги, он принялся ждать. Через секунду влетела Лиша и заняла кресло Бруны. Чаю не предложила.

«Ночь, да она в бешенстве», – подумал Рожер.

– Никак тебя навестила Луси?

А с чего бы еще Лиша послала за ним посреди ночи? Не то чтобы ночами он спал. Теперь ночному сну в Лощине предавались немногие. Улицы и дорожки заливал меточный свет, гарантировавший всем безопасность от подземников. Люди восприняли новообретенную свободу как воздаяние, и на улицах постоянно кипела жизнь. Базар Шамавах и универсальная лавка Смитта отныне работали и ночью.

– Конечно навестила! – рявкнула Лиша. – Кому-то же надо тебя вразумить!

– Ты мне мамаша, значит? – осведомился Рожер. – Вытираешь мне задницу, когда запачкается, и лупишь по ней, если веду себя плохо? – Он встал и притворился, будто возится с ремнем. – Хочешь, чтобы я лег к тебе на коленки, и дело будет сделано?

Лиша прикрыла глаза рукой, но ее гнев улетучился.

– Рожер, не вздумай снять штаны, а то задам тебе перцу!

– Это мои лучшие штаны! – ужаснулся Рожер. – Я слышал, что розги у вас завсегда свежие, госпожа! Если на шелк попадет сок, его не отчистишь.

– Я в жизни никого не секла! – Теперь Лиша еле сдерживала улыбку.

– Разве я в этом виноват? – поскреб в затылке Рожер. – Наверно, я бы мог тебе помочь, но это странно – учить кого-то тебя сечь.

Лиша подавилась смешком.

– Проклятье, Рожер, это не шутка!

– Нет, – согласился тот. – Но и не брешь в новолуние. Никто не заливается кровью и ничего не горит, так что нет оснований забывать о приличиях. Я твой друг, Лиша, а не подданный. Я пролил за Лощину не меньше крови, чем ты.

– Конечно ты прав, Рожер, – вздохнула Лиша. – Извини.

– Да неужели Лиша Свиток признает, что ошиблась? – выпучил Рожер глаза.

Лиша фыркнула и встала:

– Будет что рассказать внукам. Я приготовлю чай.

Рожер последовал за ней в кухню, где она поставила на огонь чайник, а он достал чашки. Свою держал в руке, на стол не поставил. Госпожа Джесса – хозяйка борделя герцога Райнбека, где Рожер получил много уроков, пока взрослел, – приучила его не доверять травницам, которые могут подсыпать что-нибудь в чай.

«Даже мне, Рожер, – подмигнула однажды Джесса. – Ночь – особенно мне».