Колдунья - Филиппа Грегори

Элис почувствовала, как у нее от страха задрожали коленки.

— Глупости, — отмахнулась она. — И слушать ничего не стану. Я пошла спать.

— И будешь спать? — удивилась миссис Эллингем.

— Конечно буду, — подтвердила Элис. — С какой стати я не буду спать? Лягу в постель, завяжу тесемки чепца и просплю до утра.

Гордо подняв голову, она удалилась в комнату и закрыла за собой дверь. Здесь она, как и обещала, сняла платье, надела рубашку, ночной чепец и завязала тесемки. Но потом подвинула табуретку к камину, подбросила полено в огонь и зажгла еще одну свечу; в комнате стало светло как днем, не было ни одного темного уголка. Всю ночь она глаз не сомкнула, чтобы холодная и насквозь мокрая старуха не явилась неожиданно, не положила холодную руку ей на плечо и не повторила еще раз: «Осталось недолго, Элис».

На следующее утро Элис позвала кухонную девчонку, и они вдвоем прибрали комнату, уничтожив все следы пребывания Моры. Служанка охотно откликнулась на просьбу, ожидая, что платья и нижнее белье достанутся ей. Но каково же было ее разочарование, когда Элис собрала вещи Моры в узел и отнесла на кухню, собираясь бросить в печку.

— Кто же сжигает шерстяную одежду! — возмутилась повариха, глядя на кучу одежды. — И совсем еще хорошее белье.

— Там полно вшей и блох, — без обиняков пояснила Элис. — Тебе очень нужны вши и блохи мертвой женщины?

— Можно постирать, — не сдавалась повариха, стоя между Элис и огнем.

Синие глаза девушки помутнели от злости.

— Мора лечила заразных больных, — сказала она. — Ты считаешь, что можно отстирать чуму? Хочешь попробовать?

— Да ладно, жги, жги, — раздраженно произнесла повариха. — Но только потом очисти очаг. Не забывай, что здесь готовится господский обед.

— У меня есть кое-какие травы, — успокоила ее Элис. — Отойди в сторону.

Повариха быстро отступила к камину, находившемуся у противоположной стены, где поваренок вращал вертел; она больше не донимала Элис, но следила за ней взглядом. Девушка бросила узел в самое пламя. Сначала он тлел, окутанный дымом, потом огонь зацепился за край старого платья Моры, ткань стала разгораться и наконец вспыхнула. Элис вынула из кармана небольшой пузырек.

— Это святое миро, — пояснила она.

Сняв крышечку, она капнула по одной капле на каждый угол плиты перед очагом и три капли в самое пламя, затем прошептала одними губами:

— Покойся с миром. Мы с тобой обе знаем, какие между нами счеты и как их свести. Мы обе знаем, когда и где встретимся снова. Но до этого дня оставь меня, я должна идти своим путем. У тебя была своя жизнь, ты сделала свой выбор. Так оставь меня, Мора, и я свободно сделаю свой.

Она шагнула назад, не сводя глаз с пламени. Благовонное масло горело, мерцая синим и зеленым. А в другом углу кухни повариха шумно втянула воздух и крепко сжала кулак, оберегаясь от колдовства. Элис не обращала на нее никакого внимания.

— Ты заботилась обо мне, как мать, — продолжала она. — Я признаю это. Сейчас поздно благодарить тебя, и доброта моя тебе тоже ни к чему. Ты заботилась обо мне, как мать, а я предала тебя, как злейший враг. И теперь я призываю любовь твою, материнскую любовь. Ты говорила, что у меня осталось мало времени. Так будь щедра, не отбирай этот короткий отрезок. Оставь меня, позволь жить, как я хочу, Мора. Не приходи ко мне, не тревожь меня.

Языки пламени жадно лизали одежду, узел распался и вспыхнул еще ярче, тряпки съеживались, превращаясь в черный пепел. Секунду девушка молчала, склонив голову набок, словно к чему-то прислушиваясь. Запах сгоревшего миро наполнил кухню. Парень у вертела отвернулся к стене и крутил рукоятку с удвоенной скоростью; скрип вертела превратился в визг.

Элис ждала.

Ничего не происходило.

Мора не подавала никаких знаков.

С чистой улыбкой Элис отвернулась от пламени и кивнула поварихе.

— Готово, — весело сообщила она. — Одежда сгорела, и очаг я тоже очистила. Что ты готовишь господам на обед?

Повариха показала дюжину жареных цыплят на паштет, а также миндаль, рис и мед, готовые для смешивания, и сандаловое масло, придающее смеси розовый оттенок.

— На второе — белое мясо, — пояснила повариха. — И еще есть несколько хороших кусков баранины. И жареная оленина. Рыбка тоже есть, палтус, рыбаки привезли. Хочешь, я приготовлю для леди Кэтрин что-нибудь вкусненькое? — заискивающе спросила она.

Элис немного подумала и ответила:

— Какой-нибудь сладкий пудинг. Госпожа любит сладкое, и ей нужно как следует подкрепиться. Какой-нибудь крем или желе, только сиропа побольше.

— Она стала такая полненькая, — восхитилась повариха, — прямо вся расцвела, как цветочек.

— Да, — милостиво согласилась Элис. — С каждым днем леди Кэтрин все больше поправляется. Если так пойдет дальше, в ее постели совсем не останется места для милорда Хьюго. Пошли ей в спальню бокал глинтвейна и сладкого крема, и пирожных тоже, она уже на пятом месяце и часто хочет есть.

— Будет сделано, Элис, — пообещала повариха.

Девушка уже направилась к выходу, но, услышав эти слова, остановилась и, многозначительно вскинув брови, посмотрела поварихе прямо в глаза. Та растерялась и быстро отвела взгляд, не зная, что и делать. Элис стояла не двигаясь и продолжала в упор на нее смотреть.

— Слушаюсь, госпожа Элис, — догадалась наконец повариха, против воли употребляя это обращение.

Элис медленно окинула взором кухню, словно проверяя, нет ли поблизости кого-нибудь, кто сомневается в том, что ее следует называть именно так. Никто не посмел и рта раскрыть. Она кивнула мальчишке за вертелом, тот вскочил и побежал открывать ей дверь. Элис, не поблагодарив, переступила порог кухни.

Когда дверь за ней закрылась, она задержалась и послушала, не станет ли повариха кричать, что знахарка много о себе возомнила, ругаться и обзывать ее ведьмой. Раздался громкий шлепок и крик мальчишки, получившего незаслуженное наказание.

— Сиди на месте и крути, — отчитала его повариха. — Уже полдня прошло, надо поторопиться.

Улыбнувшись, Элис пересекла холл и по лестнице поднялась в дамскую галерею.

Кэтрин перед обедом отдыхала у себя, остальные дамы собрались вокруг камина и предавались безделью. Рут читала какую-то брошюрку, где толковался смысл святой мессы, Элиза, уставившись в огонь, о чем-то грезила наяву. Миссис Эллингем дремала, и ее прическа сбилась набок. Холодно кивнув дамам, Элис прошла в свою комнату.

Служанка смела с пола стебли тростника, как ей и было велено, и оставила веник. Элис взяла его и тщательно вычистила все углы, собрав пыль и солому посередине комнаты. Все до последней пылинки она бросила в огонь. Потом достала кусок тряпки и вытерла все в комнате, каждую вещицу, которой могла коснуться рука Моры, все, что могла задеть ее голова или юбка, все места, по которым могла ступать ее нога. Элис наматывала круги по комнате, словно паук, плетущий сеть. Круг за кругом, пока в комнате не осталось места, которого она не вытерла. Затем она в несколько раз сложила тряпку, будто пряча в ней неуловимый запах Моры, и бросила в огонь.