Главная тайна горлана-главаря. Взошедший сам - Эдуард Филатьев

Советский поэт, окружённый «чрезвычайно гостеприимными, чрезвычайно приятными и любезными людьми», написал в «Моём открытии Америки»:

«Я уезжал из Мексики с неохотой».

«С неохотой»! То есть как бы не по своей воле. Точно так же, как два года назад поэта заставили томиться в тоскливом Нордернее, так и теперь его чуть ли не насильно выталкивали из гостеприимной Мексики.

Зачем?

Ответ найти непросто. Поэтому вернёмся к единственному письму (Лили Юрьевне), написанному Маяковским в Мексике. В нём сказано:

«Через несколько дней с секретарём посольства едем внутрь Мексики – в тропические леса; плохо только, что там жёлтая лихорадка, и придётся, очевидно, ограничиться только поездом…

Когда ты получишь это письмо, меня уже в Мехико не будет, очевидно, т. к. я после поездки вглубь поеду прямо на пароход».

В Мексике Маяковскому исполнилось 32 года. Об этом – Аркадий Ваксберг:

«Советник советского полпредства принёс поздравительную телеграмму, пришедшую из Москвы. Это был первый и последний раз, когда под обращённым к нему посланием всего из двух слов – «поздравляем целуем» – подписались (все вместе) шесть человек: Лиля, Ося, Эльза, Елена Юльевна и сёстры Маяковского Люда и Оля. Пройдёт совсем немного времени, и одни из подписавших телеграмму уже не станут скрывать своей лютой ненависти к другим, подписавшимися вместе с ними»

Обратимся к телеграммам, которыми Маяковский «бомбардировал» Соединённые Штаты. Они были адресованы главным образом Давиду Бурлюку, на помощь которого поэт очень рассчитывал. Но старый друг оказался бессилен.

23 июля Маяковский обратился во французское посольство с просьбой завизировать его паспорт – для возвращения во Францию. Но на следующий же день вновь подал заявление в консульство Соединённых Штатов о своём намерении посетить САСШ.

Много-много лет спустя вышла в свет книга Семёна Самуиловича Кэмрада «Маяковский в Америке». В ней есть такая фраза:

«Из мемуаров французских политических деятелей известно, что французская полиция уже тогда была тесно связана с соответствующими органами одной из заатлантических республик».

Стало быть, американцы должны были знать, что представлял собою рвавшийся к ним поэт-футурист. Потому на его пути и сооружались всевозможные препятствия.

Преодолеть их (наверняка по распоряжению, полученному из Москвы) удалось Леониду Яковлевичу Гайкису (Леону Хайкису), генеральному секретарю советского полпредства в Мексике, а по совместительству – резиденту ОГПУ в этой латиноамериканской стране. Леонид Гайкис был на пять лет моложе Маяковского. Именно он – с помощью связей и знакомств – выхлопотал для поэта желанную визу.

Впрочем, сам Гайкис впоследствии скромно умалчивал о своём участии в этой истории, заявив в своих воспоминаниях:

«Маяковскому удалось получить визу в САСШ, убедив консульство в том, что он просто рекламный работник Моссельпрома и «Резинотреста»».

В американском консульстве Маяковскому предложили заполнить анкету. Об этой процедуре сам поэт потом написал:

«Я начал отвечать на сотни анкетных вопросов: девичья фамилия матери, происхождение дедушки, адрес гимназии и т. п. Совершенно позабытые вещи!»

Тот анкетный лист сохранился. Вот некоторые фрагменты из него:

«Я, Владимир Маяковский, житель России, владелец паспорта № 36 258, выданного 12.1.1925 г. в Москве, собираюсь посетить Соединённые Штаты Америки…

Род занятий последние два года – художник.

В настоящий момент – тоже.

Я хочу поехать в Соединённые Штаты с целью выставить там свои работы и намерен остаться на срок до 5 месяцев…»

Вопрос анкеты, намерен ли он стать гражданином Соединённых Штатов, поэт почему-то оставил без ответа. Однако работников консульства это обстоятельство не смутило, и, как впоследствии написал сам Владимир Владимирович…

«…меня впустили в страну на 6 месяцев как туриста…»

В выданной ему визе было сказано:

«Маяковский Владимир, 30 лет, мужчина, художник, ростом 6 футов, крепкой комплекции, обладающий коричневыми волосами и карими глазами, принадлежащий к русской расе, родившийся в Багдаде (Россия), проживающий постоянно в Москве (Россия), грамотный, говорящий на русском и французском языках, внёсший залог 500 долларов и имеющий при себе 637 долларов для жизни на 6 месяцев, может 27 июля 1925 года въехать в САСШ».

Деньги для залога, необходимого для въезда в Соединённые Штаты, Маяковскому одолжила Элли Вульф. Она была фотографом, и практически все мексиканские снимки поэта сделаны ею.

«Моё открытие Америки»:

«Дух необычности и радушия привязали меня к Мексике.

Я хочу ещё быть в Мексике, пройти с товарищем Хайкисом, ещё Мореном намеченную для нас дорогу: из Мехико-сити в Вера-Круц, оттуда два дня на юг поездом, день на лошадях – и в непроезженный тропический лес с попугаями без счастья и с обезьянами без жилетов».

Но этой поездке (с гепеушником Гайкисом и мексиканским коммунистом Морено) осуществиться было не суждено – 27 июля Маяковский наконец-то получил возможность ступить на землю страны, в которую он так долго и безуспешно стремился.

А 26 июля ему вдогонку из Москвы Лили Брик отправила очередное послание, в котором был затронут и жилищный вопрос:

«С квартирой в городе ничего не выйдет – денег нет. Ищу что-нибудь получше здесь или в Серебряном Бору (туда ходит автобус)».

В очерке «Моё открытие Америки» Маяковский вспоминал:

«Ларедо – граница С.А.С.Ш.

Я долго объясняю на ломанейшем (просто осколки) полуфранцузском, полуанглийском языке цели и права своего въезда.

Американец слушает, молчит, обдумывает, не понимает и, наконец, обращается по-русски:

– Ты жид?

Я опешил.

В дальнейший разговор американец не вступил за неимением других слов.

Помучился и минут через десять выпалил:

– Великороссь?

– Великоросс, великоросс, – обрадовался я, установив в американце отсутствие погромных настроений».