Главная тайна горлана-главаря. Взошедший сам - Эдуард Филатьев

Газета «Нью-Йорк таймс», сообщая читателям о приезде советского поэта, представляла его так:

«Самый популярный поэт России Маяковский одновременно и самый богатый поэт – в той мере, в которой богатство позволительно на его родине. ‹…› Его последняя книга принесла ему 10 тысяч долларов. Маяковский самый известный картёжник в России. Он проигрывает в карты намного больше того, что зарабатывает, и живёт на выигрыши. Пролетарский поэт предпочитает одеваться как денди и заказывает одежду у лучших портных Парижа, он любит комфорт и роскошь и одновременно презирает их».

Как видим, кому-то вновь понадобилось напомнить об увлечении Маяковского карточной игрой. Образ, который (с подачи ОГПУ) поэт начал создавать ещё в Москве, «дорисовывался» американской газетой. Бенгт Янгфельдт, прокомментировал эти строки так:

«Несмотря на явные ошибки и преувеличения, стоит обратить внимание на то, что слава Маяковского-картёжника распространилась далеко за пределами России; хотя нельзя забывать: его «богатства» исчислялись в рублях, а не в конвертируемой валюте, и за границей почти ничего не стоили…»

Газета «Новый мир» обращалась к поэту:

«Товарищ Маяковский!.. В каждый фибр вашей души проникло, что «партия – это миллионов плечи, к друг другу прижатые туго». Прижатые туго и борющиеся за счастье, за мир, за равенство, за свободу…»

Газета «Русский голос»:

«…в его поэзии и, прежде всего, в его ритме – весь пульс современной России: от первых беспредельных раскатов революционного грома до порывов и лихорадочности нового строительства».

А в это время в Детском Селе под Ленинградом поэт-конструктивист Илья Сельвинский сочинял третью главу поэмы, которую назовёт «Пушторгом». В качестве эпиграфа к этой главе он взял строки из поэмы Джоржа Гордона Байрона «Видение суда», вышедшей в России в 1905 году в переводе Юргиса Балтрушайтиса:

Кто он такой – этот Боб Соути? Рабочее-крестьянские массы, которые являлись основными читателями в тогдашней стране Советов, понятия не имели о том, что это за «Боб» такой.

Историк Евгений Викторович Тарле (в начале ХХ века он был ещё просто «приват-доцентом», написавшим предисловие к переводу Балтрушайтиса) назвал английского поэта Роберта Соути «литератором-панегиристом», ставшим ««хвалителем» из-за почестей, денег, личных выгод и т. д.»:

«Его любили иронически называть бунтовщиком, демагогом, Уолтом Тайлором (вождь крестьянского восстания начала 1380 гг.), – намекая на те тенденции и «революционные» темы, которыми было отмечено начало его литературной деятельности».

Льстил Роберт Соути английскому королю Георгу Третьему, перед ним же он и пресмыкался.

Байроновские строки о британском льстеце и панегиристе Илья Сельвинский привёл не случайно – ведь вслед за ними шло обращение к другому прославленному поэту:

Иными словами, Сельвинский отнёс Маяковского к тем же льстецам, литераторам-панигеристам, прямо заявив, что поэт-лефовец стал «хвалителем» из-за «почестей, денег, личных выгод» и так далее в том же духе.

Как известно, Роберт Соути в долгу не остался, объявив, что Байрон принадлежит к «сатанинской школе», а сочинённые им стихи «сатанинские».

Маяковский стихов Сельвинского ещё не видел. Сельвинскому тоже ничего ещё не было известно о том, чем занимается «увенчанный лаврами» поэт страны Советов – о пребывании Маяковского за океаном в стране Советов начали сообщать только осенью. Так, газета «Вечерняя Москва» в номере от 8 октября объявила:

«С удивлением и некоторым страхом поглядывая на Маяковского, американский журналист спросил: «Зачем вы, собственно, поехали в Америку?» Маяковский ответил: «Заработать побольше, чтобы построить советский самолёт имени ЛЕФа»».

В начале сентября 1925 года в мировой прессе прогремело сообщение о том, что в пивном баре немецкого городка Майнца отравлен подмешанным в пиво ядом, бывший советский разведчик Владимир Степанович Нестерович, ставший невозвращенцем. Агенты, подосланные главой ИНО ОГПУ Меером Трилиссером, порученное им задание выполнили.

Как отнёсся к этой новости Владимир Маяковский, неизвестно. Но об убийстве одного советского агента другими он не мог не знать. Об этом ему непременно должны были рассказать Давид Бурлюк, Шахно Эпштейн или сам Исайя Хургин. Обсуждая это трагическое происшествие, Владимир Владимирович должен был что-то сказать. Но что? Жаль, что мы этого никогда, наверное, не узнаем.

Нью-йоркская коммунистическая русскоязычная газета «Новый мир» (та самая, в которой всего несколько лет до этого сотрудничали Троцкий и Бухарин) ещё 27 июля 1925 года сообщила читателям:

«Владимир Владимирович Маяковский совершит короткое турне по Америке…

Дни его выступлений будут объявлены в ближайшем будущем».

И вскоре первое выступление поэта состоялось.

Александр Михайлов:

«Имея в США такого энергичного друга как Давид Бурлюк, встреча с которым была радостной, Маяковский получил соответствующую рекламу в русскоязычной прессе, так что первые же его вечера с докладами и чтением стихов шли в переполненных залах».

14 августа огромный зал «Сентрал Опера Хауз» («Central Opera House») был заполнен до отказа – пришло свыше двух тысяч человек.

Газета «Русский голос» через день делилась впечатлениями:

«Огромная аудитория с крайним нетерпением ожидала выступления поэта. Интерес к Маяковскому как к живому свидетелю исторических дней от Октября до сего дня, можно было прочесть на лице каждого рабочего, пришедшего посмотреть на него и послушать его стихи в его оригинальном чтении».

Председатель Русской секции Рабочей партии и редактор газеты «Новый мир» Радванский, а затем редактор газеты «Фрайгайт» Эпштейн кратко представили советского поэта.

Собравшиеся стали ждать появления его самого.