Нам, живущим. Реквием - Роберт Хайнлайн

– А? Что они могут сделать нам – сейчас?

– Что сделают с кораблем шесть динамитных шашек, заложенных под хвостовой опорой? Давай сматываться отсюда – немедленно!

– До расчетного времени? Рыжий, не говори ерунды.

– Стартуй сейчас, потом все скорректируем!

– Док – мы сможем это сделать?

– Что? Нет!

Барнс посмотрел на телевизионное изображение:

– Мэнни – передай в укрытие, чтобы включили сирены!

– Джим, – запротестовал Корли, – ты не можешь взлетать сейчас!

– У тебя по-прежнему все настроено для тестирования? На половине g?

– Да, но…

– Приготовиться!

Его глаза были устремлены на наружную картинку. Свет фар обогнул литейную, устремился к ограждению. Рев сирены заглушил ответ Корли.

Грузовик был уже в воротах. Указательный палец Барнса воткнулся в кнопку зажигания.

Вой огромных насосов был заглушен ревом, который отдавался в костях. «Луна» задрожала.

На экране телевизора из хвоста корабля вырвался цветок белого света, отразился вверх, заглушая свет фар, скрывая строения и нижнюю половину корабля.

Барнс отдернул палец назад. Шум смолк, ослепительно-белые клубы дыма потемнели. В тишине прорезался голос Стилса в динамике:

– Утро… Великого… Дня![72]

– Герб – ты меня слышишь?

– Да. Что случилось?

– Предупреди их по громкой связи. Скажи, чтоб проваливали. Если они подойдут еще ближе, я их под жарю.

– Похоже на правду.

– Давай займись этим. – Барнс смотрел на экран, держа палец наготове.

Клубы дыма поднялись вверх, он снова мог различать грузовик.

– Девять минут, – спокойно объявил Боулз.

Через динамик Барнс слышал усиленный мегафоном голос, который предупреждал нападающих. Человек спрыгнул с грузовика, за ним последовали другие. Палец Барнса дрожал.

Они повернулись и побежали.

Барнс выпустил воздух:

– Доктор, проделанный тест вас устраивает?

– Размытая отсечка, – пожаловался Корли. – Она должна быть более четкая.

– Так мы стартуем или нет?

Корли колебался.

– Ну? – потребовал Барнс.

– Мы стартуем.

Трауб испустил горестный вздох.

– Силовая установка, – скомандовал Барнс, – переключиться на автоматику! Экипаж, приготовиться к ускорению. Мэнни, передай в укрытие, Мюрок и Белые Пески: приготовиться начать отсчет в ноль три пять два[73].

– Ноль три пять два, – повторил Трауб, а затем продолжил: – Корабль вызывает укрытие, Мюрок, Белые Пески.

– Силовая установка, отчет.

– Автоматическая, все показатели зеленые.

– Второй пилот?

– Маршрут в автопилоте, – доложил Боулз и добавил: – Восемь минут.

– Док, он достаточно разогрет?

– Я поддерживаю скорость деления на том уровне, который считаю безопасным, – ответил Корли напряженным голосом. – Она на пределе.

– Держите ее там. Экипаж, пристегнуться.

– Джим – я забыл раздать таблетки от тошноты! – всполошился Корли.

– Оставайся на месте! Что будет, то будет.

– Одна минута, приготовиться! – Голос Боулза был резок.

– Давай, Мэнни!

– Укрытие – Мюрок – Белые Пески. Готовы к началу отсчета!

Трауб сделал паузу, в рубке все замерло.

– Шестьдесят! Пятьдесят девять… пятьдесят восемь… пятьдесят семь…

Барнс вцепился в подлокотники, попытался унять бешено стучащее сердце. Он провожал каждую из секунд, которые отсчитывал Трауб.

– Тридцать девять! Тридцать восемь! Тридцать семь! – Голос Трауба был по-прежнему резок и пронзителен. – Тридцать один! Половина!

Барнс слышал сирены, их вой взлетал и опускался снаружи, на летном поле. Перед ним, на экране телевизора, «Луна» прямо и гордо вздымалась в темноту, скрывавшую ее вершину.

– Одиннадцать!

– И десять!

– И девять!

– И восемь!

Барнс облизнул губы и проглотил комок в горле.

– Пять… четыре… три… два…

– Пуск!

Слово затерялось в звуке, по сравнению с которым рев тестового запуска был комариным писком. «Луна» повела плечами, встряхнулась – и поднялась в небо.

Барнс чувствовал, что его вжимает в подушки амортизатора. Он давился тошнотой и изо всех сил старался не проглотить свой собственный язык. Тело, теперь весившее больше полтонны, было парализовано, ему приходи лось напрягаться, чтобы дышать. Но хуже, чем вес, был шум, сводящий с ума «белый» шум от нестерпимого ультразвука до басов, слишком низких, чтобы быть услышанными.

Звук доплеровски сместился по шкале частот вниз, прогрохотал и ушел прочь. С пятикратным ускорением они за шесть секунд обогнали свой собственный звук и остались в гулкой тишине, которую нарушал только шепот воды, бегущей через насосы.

Мгновение Барнс смаковал тишину, затем его взгляд наткнулся на экран телевизора: на нем быстро съеживалась огненная точка. Он понял, что видит самого себя, исчезающего в небе, и пожалел, что не смотрел старт.

– Мэнни, – ему пришлось потрудиться, чтобы это выговорить, – включи кормовой обзор.

– Не могу, – сипло простонал Трауб. – Я не могу пошевелиться.

– Сделай это!

Трауб постарался: экран помутнел, затем на нем сформировалось изображение.

Боулз хмыкнул:

– Ох ты ж боже ж мой![74]