Нам, живущим. Реквием - Роберт Хайнлайн

– Эй, Рыжий, Док, – сказал Барнс, – уберите головы. Они не прозрачные.

Трауб посмотрел на Барнса:

– Давайте к ним, шкипер.

– Нет, я останусь с тобой.

– Не будьте дураком. Я посмотрю позже.

– Ну… – Барнс вдруг улыбнулся. – Спасибо, Мэнни. – Он оттолкнулся и подлетел к иллюминатору.

Мэнни продолжал смотреть, пока радио не потребовало его внимания.

– Белые Пески, вызываем космический корабль. Передаем данные радиолокатора.

Первый доклад и последовавшие серии замеров, которые продолжались до тех пор, пока Белые Пески и Мюрок могли их отслеживать, подтвердили подозрения Барнса. Они показали большую, чем расчетная, «высоту» и скорость, превышающую ту, что была предусмотрена тщательными расчетами Хастингса. Разница была небольшой: на дисплее автопилота отклонение между расчетной траекторией и фактическим курсом было не толще волоска.

Но оно будет расти.

«Скорость убегания» для ракет очень критична. Хастингс рассчитал для них классическую сточасовую орбиту, и «Луна» была нацелена в точку, где Луна появится четыре дня спустя. Но все решала начальная скорость. Отклонение менее одного процента в скорости корабля в момент выключения двигателя может ополовинить – или удвоить – время полета от Земли до Луны. «Луна» двигалась с очень небольшим опережением графика, но теперь, когда она достигнет орбиты Луны, ее там не будет.

Доктор Корли говорил, машинально дергая себя за редкие волосы:

– Конечно, отсечка получилась затянутой, но я предвидел это и учел в данных по массе. Этого недостаточно, чтобы объяснить полученное превышение. Вот – взгляните.

Корли склонился над рабочим столиком, небольшой полкой, встроенной в пространство между противоперегрузочными лежаками. Он был привязан к табуретке, которая крепилась к палубе перед столиком. Барнс плавал над его плечом, он взял листок с расчетом и начал его изучать.

– Я не понимаю, – через некоторое время сказал Барнс, – тут израсходована масса значительно большая, чем рассчитал Хастингс.

– Ты смотришь на неверный расчет. – Корли ткнул пальцем. – Ты забыл массу воды, которую использовал на свой… на испытание. Вычти ее из общей массы, потраченной на взлет, чтобы получить правильный результат – вот он, здесь. Затем подставляем сюда… – Корли запнулся, выражение его лица изменилось, вместо досады на нем появилось отчаяние. – О господи!

– Что? Что такое, Док? Нашел ошибку?

– Как я мог быть настолько глуп! – Корли принялся бешено выписывать формулы.

– Что ты нашел? – Корли не ответил. Барнс схватил его за руку. – Эй, как дела?

– Что? Не мешай мне.

– Я сейчас помешаю тебе бейсбольной битой по башке! Что ты обнаружил?!

– Что? Слушай, Джим, как рассчитывается конечная скорость ракеты в идеальных условиях?

– Что это? Телевикторина? Скорость ракеты равна времени на логарифм отношения масс. Гоните призы.

– Но ты изменил отношение масс! Неудивительно, что мы летим быстрее.

– Я?!

– Мы оба это сделали – моей вины тут столько же, сколько твоей. Слушай, ты вылил массу воды, отпугивая грузовик с бандитами, – но свои цифры Хастингс рассчитывал, исходя из того, что вся эта конкретная масса будет с нами весь путь до Луны. Корабль при взлете должен был весить около двухсот пятидесяти тонн; он стал легче на вес той воды, что ты использовал, – так что теперь мы движемся слишком быстро.

– Что? Я потратил впустую часть реактивной массы и поэтому мы движемся слишком быстро? Это бессмыслица какая-то! – Барнс зацепился ногой за ножку табурета, чтобы удержаться на месте, и сделал грубый прогон проблемы с логарифмической линейкой и таблицей логарифмов. – Ну, ешьте меня с маслом! – сказал он смиренно. – Док, я не должен был лезть в капитаны. Я слишком мало знаю.

Обеспокоенное выражение на лице Корли смягчилось.

– Не переживай так сильно, Джим. От этого никто не застрахован. Бог свидетель, я потратил достаточно много времени на теорию, но потом я вылез со своей идеей и вынудил тебя совершить ошибку.

– Док, насколько это серьезно? Ошибка меньше одного процента. Я думаю, что мы просто прилетим на Луну на часок раньше.

– Ты грубо ошибаешься. Начальная скорость имеет решающее значение, Джим, ты же знаешь!

– Насколько она критична? Когда мы достигнем Луны?

Корли хмуро посмотрел на жалкие инструменты, которые у него были, – двадцатидюймовая логарифмическая линейка, семизначные таблицы, «Морской альманах»[75]и офисный калькулятор, который в противоположность БЭСМ был все равно что фейерверк по сравнению с атомной бомбой.

– Я не знаю. Мне придется отправить это Хастингсу. – Он швырнул свой карандаш на стол, тот отскочил и уплыл. – Вопрос стоит так: сможем ли мы вообще до нее добраться?

– О, не может быть, чтобы все было так плохо!

– Именно так, все настолько плохо.

Боулз крикнул через весь отсек:

– Обед готов! Идите сюда – или я скормлю его свиньям!

Но еде пришлось подождать, пока Корли составил сообщение для Хастингса. Оно было чрезвычайно простым: «СОШЛИ С ТРАЕКТОРИИ. ВОЗЬМИ ДАННЫЕ БЕЛЫХ ПЕСКОВ, МЮРОКА И ВЫЧИСЛИ ВЕКТОР КОРРЕКЦИИ. ПОЖАЛУЙСТА, КАК МОЖНО БЫСТРЕЕ. – КОРЛИ».

После отправки сообщения Трауб заявил, что он не голоден и не уверен, что вообще сможет есть.

Боулз покинул «камбуз» (состоявший из одной единственной электроплитки) и подплыл к лежаку Трауба. Трауб был пристегнут, чтобы сохранять устойчивость, пока он крутит ручки на радио.

– Ты это брось, парень, – посоветовал Боулз. – Ты же знаешь, что нужно поесть.

Лицо Трауба стало серым.

– Спасибо, адмирал, но я не могу.

– Стало быть, тебе не нравится моя стряпня? Кстати, мои друзья называют меня Рыжий.

– Спасибо, э-э-э… Рыжий. Нет, я просто не голоден.

Боулз приблизил свою голову и проговорил вполголоса:

– Держись, Мэнни. Я побывал и в худших переделках, но вышел оттуда живым. Перестань трястись.

– Я не трясусь.

Боулз усмехнулся:

– Тут нечего стыдиться, сынок. В первый раз под огнем мы все немного расстраиваемся. Пошли поедим.

– Я не могу есть. И я уже был под огнем.

– В самом деле?

– Да, правда! У меня два «Пурпурных сердца», которые это подтвердят. Адмирал, пожалуйста, оставьте меня в покое. У меня страшно нежный желудок, который чувствует себя ужасно.

Боулз сказал: