Джульетта - Энн Фортье

- Это, - сказал маэстро Липпи, все еще хмурясь по поводу злодеяний старого Салимбени, - очень тревожно. Если брат Лоренцо действительно написал такое проклятие и оно приведено здесь дословно, тогда теоретически все будет тянуться до бесконечности, пока… - Он нашел в тексте абзац и процитировал: - «Пока вы не исправите содеянного, на коленях покаявшись перед Пресвятой Девой, и Джульетта проснется и увидит своего Ромео».

- О'кей, - перебила его Дженис, с детства недолюбливавшая суеверия. - Тогда у меня два вопроса. Первый - кто эти «вы»?

- Ну, это же очевидно, - перебила уже я сестрицу. - Он призывает «чуму на оба ваши дома». Речь явно идет о Салимбени и Толомеи, которые в тот момент были в подземелье и присутствовали при пытке. Раз мы из рода Толомеи, стало быть, тоже прокляты.

- Тебя только и слушать! - язвительно сказала сестрица. - Из рода Толомеи! Подумаешь, фамилия!

- Фамилия и гены, - поправила я. - У мамы были гены, у папы - имя. Так что никуда не денешься.

Дженис не обрадовали мои аргументы, но делать было нечего.

- Ладно, по крайней мере честно, - вздохнула она. - Значит, Шекспир ошибся: не было никакого Меркуцио, погибшего по глупости и призвавшего чуму на дома Ромео и Тибальда. Проклятие исходило от монаха. Чудненько. Но тогда у меня второй вопрос: вот если реально поверить в существование этого проклятия, что тогда? Как можно поглупеть настолько, чтобы попробовать его снять? Ведь речь идет даже не о покаянии, а об «исправлении» содеянного, черт бы все побрал! А как? Нам что, выкопать старого Салимбени и заставить его изменить решение и… и… и притащить в собор, чтобы он упал на колени перед алтарем или где там полагается падать? Я-вас-умоляю! - Она с вызовом глянула на нас с маэстро Липпи, словно это мы подкинули ей проблему. - Не лучше ли будет улететь домой, оставив дурацкое проклятие здесь, в Италии?

- Мама сделала это целью своей жизни, - ответила я. - Она старалась не поддаваться и остановить проклятие. Наша миссия - закончить начатое мамой, мы ей многим обязаны.

Дженис ткнула в мою сторону побегом розмарина.

- Хрена собачьего мы ей обязаны! - начала она, но, увидев мои сузившиеся глаза, спохватилась и закончила спокойнее: - Если на то пошло, мы обязаны ей только тем, что остались в живых.

Я тронула распятие, висевшее у меня на шее.

- Я это и имела в виду. А если мы хотим оставаться в живых долго и счастливо, тогда у нас просто нет иного выхода, кроме как остановить проклятие. Ты и я, Джианноцца. Больше некому, других не осталось.

Взгляд сестрицы говорил, что она смягчилась и признает мою правоту, но природная вредность мешает в этом признаться.

- Это хрен знает что, - сказала она. - Ну ладно, предположим на секунду, что проклятие действительно существует и что, если мы его не остановим, оно реально убьет нас, как убило маму и папу. Вопрос в том, как. Да нет, балда, я имею в виду, как остановить проклятие!

Я взглянула на художника. Весь вечер маэстро был непривычно серьезен, но и он не знал ответа на вопрос Дженис.

- Не знаю, - призналась я. - Как-то через золотую статую и кинжал с палио, хотя я пока не понимаю, каким образом.

- Раз-два, кружева! - Дженис всплеснула руками. - Прям берегись, проклятие! Вот только мы не знаем, где статуя. В трактате сказано, что Салимбени похоронил их в самой что ни на есть священной земле и поставил стражу в часовне, но это может быть где угодно. Короче, где статуя, мы не знаем, а ты к тому же потеряла кинжал и знамя. Поразительно, что ты еще не посеяла распятие, хотя мне оно не кажется ценной вещью.

Я посмотрела на маэстро Липпи.

- Книга, которая у вас есть, о «Глазах Джульетты» и могиле… Вы уверены, что там ничего об этом не сказано? В прошлый раз вы посоветовали мне спросить Ромео.

- И вы спросили?

- Нет, конечно! - с раздражением ответила я, хотя знала, что нечего на зеркало пенять. - Я до сегодняшнего дня не знала, что он Ромео!

- Тогда почему бы вам, - спросил маэстро Липпи как само собой разумеющееся, - не спросить его при следующей встрече?

Была уже полночь, когда мы с Дженис вернулись в отель «Чиусарелли». Едва мы вошли в вестибюль, диретторе Россини поднялся из-за стойки и вручил мне стопку сложенных записок:

- Капитан Сантини звонил сегодня в пять, - укоризненно сообщил он, без слов обвиняя меня в физическом отсутствии в номере и отсутствии желания ответить на звонок. - И много раз потом. Последний звонок был… - Он подался вперед, щурясь на часы на стене: -…семнадцать минут назад.

Поднимаясь по лестнице, я видела, как Дженис смотрит на кипу записок у меня в руке - свидетельство явного интереса к моему местонахождению. Я уже приготовилась к очередному этапу обсуждения его характера и мотивов его поведении, но едва мы вошли в номер, нас встретил легкий ночной бриз из нараспашку открытой балконной двери без малейших признаков взлома. Сразу заподозрив неладное, я быстро проверила, не пропало ли что из маминой шкатулки; мы открыто оставили ее на столе, раз уж в ней не нашлось ничего, что напоминало бы карту сокровищ.

- «Пожалуйста, перезвоните», - напевала Дженис, просматривая записки одну задругой. - «Пожалуйста, перезвоните». «Если вечером вы свободны, может, сходим поужинать?» «С вами все в порядке?» «Извините за настойчивость, но, пожалуйста, перезвоните». «Кстати, я трансвестит…»

Я почесала в затылке.

- Слушай, мы запирали балконную дверь перед уходом? Вроде да.

- Что-нибудь пропало? - Дженис отшвырнула записки Алессандро на кровать, и они разлетелись широким веером.

- Нет, - сказала я. - Все бумаги на месте.

- Это при том, что за твоим номером, - сказала сестрица, змеей вылезая из своей майки у самого балкона, - следят половина полицейских Сиены.

- Другого места не нашла? - повысила я голос, оттаскивая ее от окна.

Дженис злорадно засмеялась:

- А что? По крайней мере, они будут знать, что ты спишь не с мужчиной!

В этот момент зазвонил телефон.

- Этот парень, - покачала головой Дженис, - извращенец, вот помяни мое слово.

- Это почему же? - огрызнулась я, коршуном кинувшись на телефонную трубку. - Потому что я ему нравлюсь?

- Нравишься? - Видимо, Дженис в жизни не слышала ничего наивнее, поэтому испустила чрезвычайно растянутый презрительный смешок, оборвавшийся, лишь когда в нее попала брошенная мной подушка.

- Алло? - сказала я, тщательно прикрывая решетку от шума, который нарочно затеяла моя сестрица, расхаживая по комнате и бубня под нос зловещую мелодию из фильма ужасов.

Как и ожидалось, это оказался Алессандро, беспокоившийся, не случилось ли со мной чего, раз я не отвечаю на звонки. Теперь, согласился он, уже поздно для ужина, но что я решила насчет завтрашнего праздника у Евы-Марии?